ней больше не … того?
– Я же говорю, Алеша, «того», только когда она этого захочет.
– Да, дела… Как такое могло случиться, Гриша? Наверняка, Катя узнала о твоих похождениях?
– Если бы. Так бы хоть не обидно было. Нет, Алеша. Она просто однажды решила, что стала настоящей императрицей. Она думает о себе, как о просвещенной государыне. Она думает, что лучше других знает нужды России. Теперь все, кто знал ее растерянной девочкой, вошли в немилость.
– А может так и есть, Гриша.
– Конечно, так и есть!
– Да я не о том. Может, именно она и знает лучше других нужды России? Ты же помнишь, Благодетель наш только с ней об этом говорил. А еще что он говорил? Забыл? Он говорил: Катька умная, а где умом не возьмет, там хитростью добьется.
– Раньше я тоже так думал. А теперь смотрю: дура дурой.
– Это потому что спать с тобой перестала, Гриша? – улыбаясь реплике брата, попросил уточнить мысль Алексей.
– Поэтому – тоже, но не только. Вот объясни мне, зачем она тащит сюда всяких иностранцев? Володя, как-то попросил меня походатайствовать за одного ученого…
– Наш брат Володя?
– Ну, да. Ты же помнишь, что он директор Академии наук? Так вот, знаешь, что она мне сказала?
– Что?
– «Не твое это, Гриша. Не лезь, куда не понимаешь. А что, до ученого, то хороший ученый сам себе дорогу пробьет». Ты понял? Иностранцам: и подъемных десять тыщ, и жилье казенное, и полный пансион, и дело выбирай, какое хочешь. А нашим? Кукиш с маслом! Пробивай сам себе дорогу.
– Вот что, Гриша, поживу-ка я у тебя месяц, другой. Поглядим, обмозгуем, авось что и придумаем.
План, который только что сложился в голове Алексея, был прост: обойти всех соратников по перевороту 1762 года, расспросить их и составить объективное мнение. Уж больно в Гришиной оценке обида просвечивает. Однако, потратив две недели на пустые разъезды, никого, кроме Петра Пассека, не нашел. Все они оказались или усланными в родовые имения или заграницей. Да и Пассек не горел желанием откровенничать.
– Ты меня, Алексей Григорьевич, насчет государыни не пытай. Не моего ума это дело: ее деяния обсуждать, – сходу заявил Петр Богданович, пресекая даже попытку расспросов.
– Да бог с ней, с государыней, Петр Богданович. Ты мне скажи, где все наши? Где Екатерина Романовна?
– Вот что я скажу, Алексей Григорьевич, завтра меня будут пытать, какие разговоры ты со мной вел. Лучше я промолчу.
Алексей ушел, не попрощавшись, а на следующий день получил письменное предписание явиться на высочайшую аудиенцию.
Екатерина приняла графа в своем рабочем кабинете.
– Что-то ты, Алесей Григорьевич, загостился в столице, – сразу взяла быка за рога императрица, – флот без командира оставил. А ну, как турки демарш предпримут? Кто отвечать будет? Возвращайся-ка ты к своим обязанностям, а здесь, слава богу, есть, кому с делами управляться.
– Государыня, я… – собрался начать долгий разговор граф.
– Поезжай,
