на свою колоду. Пожилой старшина-возничий оглянулся, хлестнул рахитичного конька, и повозка покатилась. Сзади рысью припустил сводный отряд отутюженных матросов, от которых за версту шибало «Тройным» одеколоном. Обыватели, привыкшие, казалось бы, к военно-морским причудам, при виде торжественной процессии останавливались и обменивались мнениями. Высказывалось даже нелепое предположение о возобновлении смертной казни через отсечение головы, и что четверо капитанов второго ранга, сидящих на телеге с отрешёнными лицами, есть первые жертвы возрождаемого варварства. Навстречу кортежу выскакал на кобыле капитан-лейтенант Сипунов и был немало поражён, а, пожалуй, и напуган столь быстрым результатом вчерашней шутки. Однако он приблизился к повозке и почтительно испросил разрешения сопровождать колесницу. Недоброжелатель его смягчился и дозволил. Сипунов с похоронным лицом поехал впереди, и с этой минуты шествие приобрело окончательную завершённость формы.
У штаба телега остановилась, и замполиты, выяснив, что начальник ещё не прибыл, велели матросам тащить колоды в его кабинет, как и было приказано накануне. Сипунов же получил разрешение следовать на корабль.
Ещё привязывая лошадь к кнехту, он уже выяснил, что его приятель – дежурный отбыл на гауптвахту, что доказывало несомненный профессионализм особистов и надёжность флотских средств связи.
Сипунов галопом поскакал к узилищу и, задобрив стражу, отправил приятелю короткую записку: «Ну, как?» и мгновенно получил ответ: «Я тебя не выдал, гнида!» В ближайшем гастрономе Сипунов купил две бутылки коньяка – одну он презентовал дежурному по гауптвахте на предмет послабления режима заточения, а вторую просил передать товарищу, что и было незамедлительно исполнено. В ответ пришла записка: «Прощаю!», и успокоенный Сипунов отправился в гавань, где на причале красовались все четыре колоды. Замполит, не знавший, что такое “гомо сапиенс”, завидев всадника, подбежал к нему и, ухватившись за повод, прошептал уже знакомое Сипунову слово – “гнида”. Но капитан-лейтенант, зная, что доказательств его греха нет, решил, что этот обойдётся без коньяка.
Неуставная болезнь
– Это всё от половых излишеств, – заключил доктор, снимая очки.
Без очков он утратил значительную долю респектабельности и, если бы не чёрная морская форма и погоны полковника медицинской службы, вовсе бы походил на растолстевшего, жуликоватого торговца. Полковник дослуживал свой срок на спокойной должности в морском училище и был абсолютно убеждён, что все человеческие недуги имеют лишь две причины: распутство и пьянство. К этому выводу его привело постоянное общение с курсантами, которые меж собой прозвали доктора Бациллой.
– Ну, уж это вы хватили, доктор! – усомнился начальник строевого отдела. – Случай-то особый. Как вы это по-научному обозвали – сом… сам…
– Сомнамбулизм, – доктор опять взгромоздил на нос тяжёлые очки, –
