передние лапы, точно готовился принять в объятия всю стаю. Молоденький пес-двухдневок насадился прямо на медвежьи когти. Еще одна собака забилась в снегу, медведь переломил ей позвоночник, третью разъяренный зверь сгреб лапами – оскаленная собачья башка отлетела в одну сторону, тело – в другую.
– Стража, к бою! – ворочаясь в снегу под сосной, хрипела Синяптук.
– А-а-а! – выставив копья, храмовые охотники кинулись к медведю.
– Стойте! – заорал им вслед Димдига. – Это ловуш…
Медведь вновь взревел… и их стало двое. Второй медведь вынырнул из-за деревьев. С размаху переломил копье и лапой отмахнулся от стражника. Стражник с воплем улетел в кусты, а вылез оттуда… медведь. И еще один. И еще. Громадные, как живые холмы, неслышные, как тени, и стремительные, как… как настоящие медведи! Затрещали в могучих лапах стражницкие копья, затрещали и кости… Впереди несся черный лохматый медведь, и в реве его слышались совсем человеческие интонации – точно приказы он отдавал. Взмах лапы – и медведи врезались в людскую толпу, отделив охотников от храмовых стражников.
– Умеешь отвлечь внимание, да, Хадамаха? Всегда был умен! – жрица Кыыс вытащила из складок рубахи изящный маленький самострел. Вместо обычной костяной стрелы – заостренный штырь южной стали в палец толщиной. – Извини, парень. Это у Синяптук приказ тебя живьем взять, а у меня совсем другой…
Шар Голубого огня взвился, освещая схватку. Кыыс вскинула арбалет на вытянутой руке, выцеливая черного медведя… Уголки губ ее дрогнули, словно хотели исказиться гримасой жалости – хотели, да не смогли! Кыыс рванула рычаг!
Удар кулака подбил самострел снизу, и стальной штырь воткнулся в ветку сосны. Самострел вылетел из рук жрицы… и шарахнул ее по голове! Выскочившее из подлеска существо – то ли человек, то ли медведь – ухватило жрицу под мышки и уволокло в кусты. Только пятки мелькнули.
Охотники кинулись бежать. Роняя самострелы, они мчались прочь от места, где сами стали дичью для разъяренных медведей. Только Димдига и Покчо, выставив хлипкие охотничьи копья, пытались прикрыть отступление сородичей. Храмовые стражники бежали вслед за охотниками.
– Куда? Не сметь! – с трудом поднимаясь на ноги, заорала жрица Синяптук. Ее глаза пылали так, что, казалось, сам Голубой огонь бушует под черепом. Воздух за спиной дрогнул, и кто смотрел на жрицу, тем показалось, что позади нее мелькнул смутно различимый призрачный силуэт. Жрица махнула рукой – и сноп Пламени, огромный, какой никогда не получался у нее в спокойной жизни школьной наставницы, рухнул наперерез удирающим людям. Языки Голубого огня побежали по промерзшим древесным стволам, точно те были пропитаны жиром. Снег на ветках взвился облаками пара. Голубой огонь охватил кроны. Перед людьми и впрямь была стена убийственного Пламени. Воздух мгновенно стал сухим и драл горло, как прошлодневная вяленая рыба-юкола.
Синяптук захохотала – и метнула новый клубок Огня в медведей. И еще… Еще! Черный медведь опрокинулся
