и пишу смс, что тут все просто чудесно.
Я никак не могу успокоится, слезы просто ручьями льются из глаз, наверно, последний раз я так плакала в день, когда пропал Костя. Постепенно слезы кончаются, я в оцепенении сижу на кровати, Вика шарится за дверью, наконец, она заходит и робко мнется у порога:
– Теперь ты скажешь, чтобы я убиралась отсюда? Иначе ты позовешь ментов или своего парня-гопника? – в эту минуту я ненавижу ее больше всего на свете. Она отрицательно качает головой.
– Да нет, живи, что ж на мне, совсем креста что ли нет, – бормочет она и садится ко мне на кровать. – Понимаешь, это Богдан придумал, ему деньги нужны, вот он и сказал мне, пустить кого-нибудь ко мне, взять деньги и прессануть. У него сейчас проблемы, понимаешь?
Я с ненавистью смотрю на нее, меня в эту минуту меньше всего интересуют проблемы Богдана, у меня своих по горло.
– Богдан – это то самое быдло с наколками? А кто он? – спрашиваю я.
– Он бандит, на районе его все боятся – говорит Вика с такой гордостью, с какой говорят, что ее парень известный поэт или космонавт.
По-моему, он просто самое настоящее быдло. Она берет меня за руку:
– Пошли посидим где-нибудь, отпразднуем твой приезд в столицу!
Я не хочу никуда идти, но она буквально силой тащит меня, я беру куртку, определенно, хуже уже просто быть не может, мы заходим в бар неподалеку, судя по всему, Вику тут хорошо знают, несколько человек начинают хлопать ее по плечам. Мы садимся за дальний столик, нам притаскивают воняющее кислым пиво, я осторожно делаю глоток и искоса разглядываю Вику, полностью поглощенную употреблением пенного напитка, она пьет его с такой жадностью, как умирающий в пустыне воду. Она совершенно не соответствует моим представлениям о столичных штучках.
– А ты давно живешь в Москве? – спрашиваю я.
– Всю жизнь, – машет рукой она.
Мне это так странно, я думала, что она такая же приезжая, как и я.
– А где твои родители? Ты живешь одна? – еще раз уточняю я, вспомнив про Богдана.
Она медлит с ответом:
– Отца у меня никогда не было, – наконец говорит она. – А мама умерла три месяца назад. Она жила в твоей комнате…
Я молчу, в это мгновение мне как никогда хочется все бросить и уехать домой, не хватало еще услышать, что она умерла именно на моей кровати.
– Она болела? – тихо спрашиваю я. Вика беспечно машет рукой:
– Типа того. Спилась она. Да забей…
Я некоторое время молчу:
– А у тебя еще кто-то есть?
Вика качает головой:
– Нет, мать-то была детдомовская. А отца я и не знала никогда. Я сама по себе. Одиночка. Лучше расскажи про себя, по тебе же видно, что ты девочка домашняя. Нахер ты приперлась в нерезиновую?
Я молчу, говорить с ней по душам я совсем не хочу, но она ждет моего ответа:
– Я из Нижнего приехала, учиться в университете. Я училась там, у себя, но перевелась…
Она шумно
