мне прикоснуться к тебе, – слышала она его хриплый шепот. – Позволь взять тебя.
Пальцы уже развязывали шнуровку ее серого платья, и она чуть не лишилась сознания – в душе расцветало предчувствие сладости, которая успокоит ее страдания.
– Танвир, – прошептала она.
– Да, моя принцесса, да. Я тебя нашел. Ты снова моя.
Она открыла глаза, чтобы взглянуть в его лицо, чтобы увидеть обещание в его потемневших зеленых глазах. Но он не был Танвиром Сингхом. Не был ее возлюбленным. Перед ней был англичанин по имени Томас. Человек, который отдавал ей свое тело, но отказывал в доверии.
И она не его принцесса, потому что он больше не ее Танвир. Даже будь он им, все, что Танвиру Сингху, очевидно, было от нее когда-либо нужно, Катриона как раз в эту минуту столь опрометчиво предлагала ему сама.
От этой мысли кровь застыла в ее жилах.
Уперевшись локтями ему в грудь, она выпрямила спину.
– Боже! Что я делаю? Ведь я вас не знаю.
Разжав объятия, он тихо и грустно рассмеялся, хотя грудь его все еще вздымалась, словно ему только что пришлось бежать. И глаза его, эти смеющиеся, дразнящие глаза, рассматривали ее в упор из-под упавшей на лоб черной пряди волос. Ни дать ни взять шакал, выслеживающий зайца.
– Вы меня не знаете? Тогда позвольте вас просветить, каур. Я тот мужчина, которого вы когда-то поимели грубо и безжалостно, как последняя шлюха.
Катриона вздрогнула. Ей следовало предполагать, что она услышит обвинение, тяжелое, как удар кулака. Ей следовало быть к этому готовой. Стоило отдавать себе отчет – как ни нежны были его поцелуи, его мнение на ее счет было хуже некуда.
Ладно. Если он не простил ее ошибок, тогда и она не простит ему обмана.
– Не называйте меня так. Я вам не принцесса и никогда ею не была. Это вы меня бросили. Бросили там умирать. Или вы забыли? – Она толкнула его в грудь. – Убирайтесь. И не прикасайтесь ко мне.
На сей раз он отпрянул, словно она всерьез его ударила. Глядя на его стиснутые зубы, она поняла – ее справедливое обвинение ударило точно в цель.
– Возможно, – сказал он, овладев собой, – мне следовало просто позволить тому ублюдку, кем бы он ни был, влепить вам пулю промеж глаз. Какая тогда была бы разница, чьи руки к тебе прикасаются? Ведь ты была бы уже мертва. – Он наклонился к ней, впиваясь в нее взглядом зеленых глаз, в которых полыхал огонь. – Но будь я проклят, если позволю этому случиться, раз уж я проделал этот путь, чтобы найти тебя. Так что, черт подери, в твоих интересах снова ко мне привыкнуть, принцесса.
«Тому ублюдку, кем бы он ни был»?
Так он не знает, кто хотел ее убить?
Ей следовало почувствовать облегчение, но давящее ощущение в груди – словно ее загнали в клетку – порождало скорее панический страх, нежели облегчение. А от пристального и жаркого взгляда всего в нескольких дюймах от ее лица
