обидеть которую не позволяла совесть. Да Димке и не хотелось ее обижать, у него было совсем другое настроение. Он получал удовольствие от того, что она была рядом.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь о чистоте? – спросил Димка и снова взял ее за руку.
– Чисто – это любовь, – сказала Зина. – А все остальное не имеет к ней никакого отношения.
– Для мужчины и женщины все важно, – ответил Димка, стараясь быть серьезным. – Любовь – это не только поцелуи.
– Вот и целуйся с кем-нибудь другим, – сказала Зина и встала.
Димка тоже встал, прижал ее к груди и сказал:
– Ты славная, Зина. Ты мне очень нравишься.
И снова услышал, как застучало ее сердце.
Через неделю на трассу прибыли еще два бульдозериста. Одного из них, Геннадия Петровича Панова, поселили в вагончик к Димке. Был он пожилой, почти совсем седой, и Димка удивлялся, как это он до сих пор работает на бульдозере. В тайге, в отрыве от семьи и цивилизации, в большинстве своем остаются только молодые.
– А ты не смотри, что я такой старый, – сказал Панов, когда Димка спросил, сколько ему лет. – Я на всех трассах побывал. Еще нефтепровод Самотлор – Альметьевск строил.
Был он степенный, говорил не торопясь, а если начинал что-то делать, то заранее прикидывал, как обойтись без излишней затраты сил.
– В нашем деле семь раз отмерь, один раз отрежь, – постоянно повторял он. – Головотяпов у нас хватает. Один раз мне выдали отметку, я расчистил трассу, а потом оказалось, что она на полкилометра в сторону ушла.
Паше Коровину Панов не понравился сразу.
– Еще один появился, – сказал он. – Теперь каждый вечер воспитывать будет.
К старости человек укореняется в своих привычках и изменить им бывает выше его сил. Геннадий Петрович вставал, как по будильнику, ровно в шесть, натягивал штаны, надевал домашние тапочки, которые специально привез с собой, и в одной майке выходил в тамбур. Растапливал печку, грел воду и садился бриться. Побрившись, умывался тоже теплой водой, потом надевал рубаху и теплую жилетку. Так он и отправлялся завтракать.
Позавтракав, Панов заглядывал в окно к Зиночке. Та заворачивала ему в салфетку две котлеты и два куска хлеба, в поллитровую бутылку наливала компоту. Все это Геннадий Петрович брал с собой на обед. Сложив провизию в сумочку, шел будить ребят. Он осторожно дотрагивался до плеча Димки и говорил:
– Вставайте, орлы, время завтракать.
Димка открывал глаза, садился на кровать, раза два вытягивал руки вверх, изображая, будто поднимает тяжелые гири. Затем босой ногой начинал искать носки, оставленные с вечера у кровати.
Коровин вставал всегда с неохотой, свешивал босые ноги на пол и долго тер кулаками глаза. Лениво натягивая рубаху, он зевал и обычно говорил:
– Ну и сон же мне сегодня приснился…
– Будто
