на хлеб. Это был недельный паёк. Мама выпила кофе и сказала, что всё хорошо и она будет жить. Она действительно быстро вылечилась. Но держалась из последних сил. Я два раза замерзала. Один раз меня контузило. Работала на Кировском заводе. Дорога пешком занимала два с половиной часа, той зимой я так сильно отморозила ноги, что они почернели. Их удалось спасти. Моя тётка прикладывала что-то к ним и грела. Два пальца отвалилось, и почти уже началась гангрена, но ноги она мне сберегла. Но на всю оставшуюся жизнь у меня остался холод в ногах. У меня постоянно мёрзли ноги… Люди часто представляют ад с огнём и лавой. На самом деле ад – это голод, доводящий до безумия, и пронизывающий холод, от которого не спрятаться никуда. А ещё это оставленность.
– Оставленность?
– Да. Я не знаю, как это сформулировать. Вот представьте, что вы маленький ребёнок и неожиданно потерялись. Меня постоянно не отпускало это чувство. Оставленности родителя и одиночества. Несмотря на то что родители были ещё живы.
– Вы говорите про Бога?
– Нет. Я говорю то, что я говорю. Просто слушайте, раз вам интересно. – Она сжала кулаки от досады, но потом положила ладони на колени, как первоклассница. – Ещё у нас был сосед, дядя Юра. Он очень любил детей. Эта фраза очень жуткая… вы поймёте… Когда началась блокада, его часто видели с малышами на улице. Я была ребёнком и всё понимала. Я понимала, что именно происходит. Это было ужасно. Взрослые делали вид, что ничего не замечают. Они опускали глаза, а моя мама вообще сказала, что каждый выживает в этом голодном аду как может. Как она могла такое допустить даже в мыслях?! Мне непонятно. Однажды я видела, как дядя Юра вёл маленькую девочку… Он не замечал ничего вокруг, глаза были налиты безумием и кровью. Это самая страшная смесь. Безумие и кровь. Девочка плакала, звала маму. Я пыталась заткнуть уши кулаками и не слышать её. Но я не смогла. Этот крик был таким… криком отчаяния и предчувствия скорой смерти… Я не могла это слышать больше, я взяла… я взяла камень и кинула ему в спину, хотела просто напугать, попала в затылок. Раздался жуткий хруст, и дядя Юра упал. Девочка стояла и рыдала, не зная, что делать. Я пыталась отвести её в школу в соседнем дворе и передать комиссару, но она сбежала в испуге. Я вернулась обратно на лестничную клетку, где лежал дядя Юра. Его уже замело снегом. Я тогда не понимала, что произошло. Вернее, не хотела понимать. Впоследствии я наконец призналась себе, что убила его. Осознание этого не принесло мне никаких чувств. Я спасла девочку. Может, она, конечно, и погибла впоследствии от голода, но тогда… её не съели. Я долго думала над этим и никак не могла понять, что именно движет этими людьми… их даже людьми сложно назвать. Весной всё забылось. Только, проходя мимо этого места, я увидела тёмное пятно на лестнице. Запёкшаяся кровь?! Или трупное дерьмо… Может, его похоронили. А может, как последнюю скотину, сожрали черви или собаки, на что я очень надеюсь. Он заслужил такую смерть. – Раиса
