него, и он летел по трубе вперёд, как юный космонавт. Он не знал этого слова. Он не мечтал стать космонавтом, он никогда не станет взрослым и успешным, как этого хотели родители. Сколько было мечтаний и разговоров. Сколько предложений начиналось со слов «Когда ты станешь взрослым…». Всё это сейчас валялось в пыли отходов сослагательного наклонения. Нет будущего, нет настоящего, только прошлое. Когда ты молод и тебе нечего терять, жизнь кажется игрой. Всё успеешь, всё сделаешь, всё ещё впереди. Сейчас, когда уже столько лет прожито и ничего не нажито… Деньги есть, квартира, машина, положение в обществе, что ещё можно желать?! Но желать есть чего. Либо здоровья своему ребёнку, либо смерть. Это звучит ужасающе, какой родитель думает о том, что лучше было бы схоронить своё чадо, нежели наоборот. Это неестественно, когда родители хоронят своих детей. Но здесь выхода практически нет. На кого они с женой оставят его?! На ПНИ? Ну хорошо, если ему попадётся нормальный и адекватный персонал. А если это будут нелюди?! Как быть с этим? Он большой ребёнок. Он не успел понять жизнь и пожить. Да и ни при чём это «понять жизнь», он даже не успел ухватить детство. Единственное, что могло хоть как-то утешить отца, да и мать тоже, это то, что они накинули пелену лёгкого безразличия себе на разум. Мол, живёт их Максим в другом измерении и не особо что-то понимает. Может, даже и не видит их. А может, уже и не живёт. Отключён мозг, и всё. Бывает же так, что просто сломалось что-то в голове, электроимпульс не прошёл по нужному каналу, и нарушилась функция мозга. Плюс ещё препараты дают свой груз.
С самого детства у Максима была игрушка. Замечательный с виду Буратино. Старый потрёпанный колпак, съехавшие деревянные брови и полустёртые глаза. После первого же психоза, случившегося с Максимом, все игрушки отошли на второй план и были убраны в коробки. Но постепенно эмигрировали обратно. Чаще всего по одному или два экземпляра, всё зависело от настроения родителей и самого мальчика. Каким-то неведомым образом он «видел затылком» игрушки и чувствовал, что скоро состоится уборка. А может, просто слышал, о чём говорят родители. Это невозможно было понять. И когда наводился порядок в коробках, всегда со странным не то плачем, не то стоном Максим бросался на коробку и доставал на ощупь первую попавшуюся игрушку. На первый взгляд, он брал их наугад, но если присмотреться, то закономерность вполне себе прослеживалась. Он предпочитал необычные и странные игрушки. Можно даже назвать их страшными, сломанными и ненужными. Казалось, что он хочет их спасти от одиночества. В целом его логика была ясна, всё, что не поддавалось объяснению, обычно подходило для осуждения и осквернения. По-другому и сказать нельзя. Дети в саду и школе жестоко высмеивали всё необъяснимое и странное. И если это не пресекалось взрослыми, то укоренялось в детском сознании и отражалось во взрослой жизни. Родители Максима, наверное, не могли объяснить, зачем хранили игрушки. Но ко всему, что
