женской трагедии. Вы, например, мне симпатичны. Ферштейн? Высадите в Берлине и жмите полный ход к себе в Варшаву.
– А зачем мне Варшава?
– Ой, постоянно путаю падежи. Это просто наваждение какое-то. На Москву, конечно, Drang nach Osten, так сказать!
– Вот именно что в Москву! Значит, вы захватываете корабль? – уточнил лётчик.
– И в мыслях нет ничего подобного. Что мне делать с этакой громадиной? Фимочка, сколько у вас пулек осталось?
– Достаточно, – рапортовала отважная террористка, направив оружие в грудь лётчика, чтобы наверняка пробить жестокое сердце коммуниста.
– Отлично! Зигмунд, отдайте свой револьвер и можете без всяких помех управлять самолётом. Обещаю вплоть до Берлина изображать фиолетового пони. Уверяю, таких незаметных пассажиров вы ещё не встречали.
– Я уже оценил вашу деликатность, – с апломбом отметил пилот. – Жу-Жу, сделай, пожалуйста, гостям кофе, а мне разожги, наконец, чёртову папиросу! – схватив штурвал обеими руками, Левоневский уставился в пронзительно синюю полоску, отделяющую белое одеяло кучевых облаков от звёздного неба.
Вот что значит партийная дисциплина! А что, и правильно, зачем подвергать опасности важный перелёт? Всегда надо держать курс на столицу, видеть главное направление, так сказать! Возьмись, к примеру, геройствовать Зигмунд, и немецкие товарищи могли остаться без ящиков с тротилом, крайне важного для революционной работы. Левоневский не был трусом, вовсе нет. Он участвовал в ночном перелёте Москва – Житомир, был ранен на охоте под Кёнигсбергом. Сейчас на нём лежала огромная ответственность перед партией, пославшей знаменитого лётчика оказать помощь коммунистам Германии.
«Затевать драку с обиженной актрисой просто неприлично! – подумал лётчик. – В конце концов, в салоне места более чем достаточно. А что касается пьяного фабриканта, так Морозов получил по заслугам. Ульянов на V съезде в крайних выражениях отозвался о жлобстве капиталистов, просто архижлобстве, мешающем организовывать стачкомы в трудовых коллективах».
Очень часто доводы разума начинают делать билеты в чужие горизонты, с которыми человек, движимый инстинктами, никогда не сможет встретиться. Здоровое чувство самосохранения направит к обычным вещам и спасёт неразумного. Отказав провидению в свободе действий, Левоневский положился на бездушную логику. Решись сразу бороться, может и получил ранение, но остался бы в своём мире, в своей узкоколейке. Теперь Зигмунд, как его обещал называть маэстро, начал дорогу, не зная готовых решений. Дисциплинированный лётчик отправил короткую радиограмму, став заложником узкой бумажной ленты с чёрным пунктиром из точек и тире.
Глава 4 Дискуссия в облаках
Неудобно мешать знаменитому перелёту, но что поделаешь, иногда судьба оборачивается совсем в другой профиль, особенно когда речь идёт о жизни
