вся молодежь стремится попасть сюда: бескрайние воды Тихого океана, потрясающие пляжи, неспешно накатывающие волны. Первый раз в жизни я вижу как серфингистов, так и девушек в бикини.
Через несколько дней Джим берет у Мэри машину и возит меня по окрестностям. Сперва мы высаживаем ее у административного здания на территории просторного кампуса университета. Студенты в шортах неспешно прогуливаются между пальм и других тропических растений. Да, UCLA не Лойола, а Лос-Анджелес уж точно не Монреаль.
Я попал в рай.
– Билли, чем займемся? Что ты хочешь увидеть? – спрашивает Джим.
– Все!
Он улыбается.
– Тогда поехали.
Джим возит меня повсюду. В деловой центр Лос-Анджелеса, который, как ни странно, в четырнадцати милях от побережья, потом по легендарному бульвару Сансет: мимо Голливуда и Беверли-Хиллз, Пасифик Палисейдс и до самого конца, где бульвар упирается в Тихий океан. Мы сворачиваем направо в сторону Малибу, затем обратно по Тихоокеанскому шоссе мимо Палисейдс Парк к пирсу Санта-Моники. Пока Джим паркуется, я обращаю внимание, насколько сегодня меньше народа по сравнению с воскресеньем.
– Давай прогуляемся до Вениса, – говорит он.
– Что такое Венис?
Джим указывает к югу от пирса.
– Прибрежный район, туда всего мили две.
Мы медленно идем вдоль берега, волны подкатывают прямо к нашим ногам, солнце сияет в безоблачном небе.
Венис – совсем другое место, непохожее на открыточные виды Лос-Анджелеса. Обветшавшие здания, хиппи, богемного вида публика. Квартал явно заброшен, если судить по домам-развалюхам и странноватым личностям.
– Почему это называется Венис?
– У одного застройщика были свои планы на это место, – рассказывает Джим. – Он прорыл настоящие каналы – как в Венеции в Италии. В следующий раз покажу. Тут всегда было много эмигрантов и богемы, но теперь главным образом хиппи. Своего рода Хейт-Эшбери[6], только в Лос-Анджелесе.
Мы прогуливаемся, пока он не вспоминает про время и спрашивает у прохожего, который час.
– Слушай, нам пора, скоро забирать Мэри.
На пирсе Санта-Моники Джим выкуривает еще один косячок.
– Я тащусь от этого места, – говорит он. – Здесь так спокойно, неспешно, просто.
– И я тоже, – отзываюсь я. – Это фантастика!
Я понимаю, почему Мэри любит Джима. Он – интересный и самобытный. С ней он всегда нежен и добр, заботлив, уважителен. Ужасно стеснительный, я таких в жизни не встречал. Он знает кучу всего и хочет узнать еще больше. С ним можно говорить на любую тему. В нем есть какой-то южный шарм и манеры, он очень галантен с Мэри. И, как и она, хорош собой. Джим и Мэри – очень красивая пара.
3. Los Angeles Times
Я покупаю свой первый экземпляр знаменитой Los Angeles Times и просматриваю объявления о работе. Там есть одно о телефонных продажах. Я звоню и выясняю, что работа
Хейт-Эшбери (Haight-Ashbury) – район Сан-Франциско вокруг пересечения улиц Хейт и Эшбери. В прошлом престижный квартал, в 50-е годы XX века стал пристанищем для хиппи, а в 1967 году – местом проведения знаменитого фестиваля хиппи «Лето любви»
