я угадаю, князь, что вы мне ответили? – сказала Черная Принцесса, постегивая себя кнутом по подвернутому голенищу желтого ботфорта. – Вы написали: «Я вам не доктор, таскаться по ночам».
– Однако вы здесь, и записка не нужна, – отвечал Долгоруков, измельчая листок до микроскопических клочков, ибо к моменту произнесения этих слов он был уже влюблен настолько, насколько это вообще возможно, то есть, как говорится, до безумия.
– Неужели такое возможно? – спросил Толстой, наслаждаясь острым, крепким ароматом срезанного боровика.
– Смертельная любовь с первого взгляда? – переспросил Долгоруков.
– Неужели возможно, чтобы вы приняли переодетую даму за мальчика? Когда на сцену театра выходит актриса в мужском платье, это всегда бросается в глаза всем, кроме актеров, которые ломаются и ничего не понимают до последнего действия. Я всегда полагал, что дамские формы, заключенные в тесные мужские панталоны…
– Не забывайте, мой друг, что княгиня явилась мне в образе слуги, – объяснил князь Долгоруков. – Я не обратил бы на неё внимания, даже если бы у неё не хватало одной ноги. С другой стороны, её фигура нимфы до сих пор остается такой стройной и гибкой, что её немудрено принять за подростка, а грудь так мало развита…
Князь погрузился в воспоминания на добрых десять минут и по рассеянности наступил на подберезовик. Толстой деликатно прокашлялся, Долгоруков встрепенулся и продолжил рассказ.
К шести утра, когда гости наговорились до умопомрачения и стали разъезжаться по домам, Михаил Петрович находился в каком-то потустороннем состоянии, наподобие того, что испытывают эпилептики перед приступом. Он чувствовал болезненную бодрость, и все предметы вокруг как бы излучали электрическое сияние. «Я болен или счастлив?» – думал князь, пожимая на прощание холодную, почти бесплотную ручку Эвдокси (так звали Черную Принцессу). Мальчик кавалергард, которому стало дурно от столоверчения, нечаянно повалил у двери тысячерублевую саксонскую вазу и обмер от ужаса, княгиня же при этом не моргнула глазом.
– Вы боитесь боли, мой принц? – нервно спросила она Долгорукова.
– Если бы я боялся боли, то выбрал бы другую профессию, – отвечал Долгоруков, жадно вдыхая теплый запах её волос.
– Тогда вам придется потерпеть, – сказала она вопросительно, повернула его руку ладонью вверх и вдруг оцарапала запястье чем-то острым. Надрез над веной получился действительно довольно болезненным, и князь едва сдержал вскрик неожиданности. Черная Принцесса мигом извлекла из бисерного мешочка на своем поясе хрустальную склянку, собрала в неё несколько капель крови с руки Долгорукова и укупорила склянку притертой точеной пробочкой.
– Теперь вы в моей воле, – сказала Черная Принцесса и слизнула каплю крови с запястья князя.
«Она безумна, только такую женщину можно любить», – подумал Долгоруков.
Никто не знает наверное, применила ли Princesse Noire какую-то магию
