на самом деле то, что он переживал, было еще одним образом любви. Его потемневшие от навоза руки могли и впрямь обращаться в лист в присутствии моей сестры. Да, сердце – мастер по части преображений. Мне захотелось окликнуть Ральфа Дрейка, зазвать его обратно и спросить: любовь – это спасение или ведьмино колдовство? Ибо я не знаю ответа.
Темная будочка
Роберт Танли. Кто еще заполнит прогалок между перегородкой и занавесью почти целиком, и кто опускается на колени, пыхтя и отдуваясь. Колокол пробил один раз. Я напрягал слух, не раздаются ли где звуки цимбал, или нагары[8], или свирели Джона Грина, выманивающей червей из-под земли, и не застрекочет ли весело фидель[9], словно хмельной певчий дрозд, и не затопочут ли ноги в быстром танце. Но я не услышал ничего, кроме удара колокола, подхваченного ветром.
Ступни мои окоченели, скрючились. Вспомнились куски безжизненного мяса вместо пальцев на ногах моего умирающего отца, и, не желая уносить их с собой в могилу, отец потребовал, чтобы сразу после его смерти мясник отрубил этих уродцев. Мы обещали найти кого-нибудь, но не нашли. Мясники время попусту не тратят.
– Что там происходит? – спросил я, прежде чем Танли начнет отгружать свои грехи. – Уже празднуют?
– Так вы нынче приступаете к исповеди, ваше преподобие?
– Вот уж не знал, что вы из тех, кто строго блюдет обряды.
– На моей памяти, Рив, вы первый священник, признавшийся, что он чего-то не знает.
Улыбнувшись, я склонил голову, Танли тихонько засмеялся, но поперхнулся смешком, а жаль, поскольку смех у него такой слоистый и теплый, что им можно лошадь укрывать вместо попоны.
– Итак, довожу до вашего сведения, что кое-какое празднование наблюдается, – сказал он. – У Нового креста. Выпивают и громкими воплями понапрасну распугивают воробьев, если, конечно, это можно назвать празднованием.
– Ума не приложу, как распугивать воробьев с пользой.
– Ага, второе признание в невежестве за один день.
Танли издал непонятный звук – то ли зевнул, то ли простонал. Опускаться на колени ему было тяжело, он выгибал плечи вперед и обеими руками снизу поддерживал свое брюхо. При этом глаза на его мясистом белом лице задорно сверкали.
– Вы составите им компанию там, у Нового креста? – спросил я.
– Ох нет, – ответил он. – Нога болит. Усядусь дома и стану честить Господа за то, что Он снова обрек нас на муки Великого поста.
И тут же разразился Ave, выбрав молитву по своему усмотрению; читал он завораживающе: Радуйся, Мария, Дева, исполненная благодати, Господь с тобою; благословенна ты среди жен и благословен плод чрева твоего, Иисус. Звуки его голоса увлекли меня в глубины моей души, туда, где мрак и свет сменяли друг друга, – Танли следовало бы пойти в церковнослужители,
Нагара – старинная разновидность барабана.
Фидель – прародитель современной скрипки.
