вам, – отвечал Ренальди.
– А я буду вам признательна, – произнесла девушка с учтивой улыбкой. – И обязательно буду у вас на ужине послезавтра.
– Мы будем тому очень рады, молодая госпожа, – банкир встал и начал кланяться.
Когда он ушёл, Агнес вдруг стало ещё печальнее. Нет, не из-за дворца, а из-за того, что у неё и платьев-то хороших идти в свет не было. Было одно, так его уже весь город видел, да и подол на нём обтрепался. И ещё при новом росте, который ей теперь нравился, платье то ещё и коротко ей было. И главное – денег, денег у неё было мало, совсем мало. А кобылица Брунхильда в замке живёт, графиня! И платьев у неё уйма, и всего у неё уйма. Агнес тут стало себя жалко. Захотелось плакать. Так захотелось, что едва сдержала слёзы. И она поняла, кто за все её беды ответит:
– Ута, корова дебелая, сюда ступай.
– Да, госпожа, – появилась в дверях служанка, она уже по тону хозяйки знала, что надобно ждать беды.
– Я тебе велела у платья золотистого подол обметать, ты сделала, или я как холопка буду и дальше с нитками на подоле ходить? – спокойно и медленно говорила Агнес.
От этого спокойствия похолодела спина у служанки, она знала, чем обернётся это спокойствие.
– Так вы то платье не снимаете, госпожа, – лепетала Ута, – я так думала, как постираем его, так я подол и обметаю.
– Думала ты? – спросила Агнес с улыбкой и встала из кресла. – Подойди-ка ко мне.
– Госпожа, – захныкала большая Ута.
– Сюда, я сказала! – взвизгнула Агнес.
Глава 9
Всё возвращается на круги своя. Ночью вода в лужах замёрзла, глина тоже. А к утру, хоть и солнце взошло, всё равно не потеплело.
Лужи – лёд. На глине сверху ледяная корка. Слава Богу, что перед походом на горцев Максимилиан расстарался, привёз кузнеца, и всех коней перековали на зимние подковы. С летними сейчас было бы плохо.
Пальцы мёрзнут в перчатках. Он берёт поводья в левую руку, правую прячет в шубу, чтобы отогреть. Хорошо, что Бригитт дала ему каль, лёгкую шапочку с тесёмками под берет, а он ещё брать не хотел стариковскую одежду, а теперь благодарен был этой рыжей красавице. Ветер с проклятых гор заливает всё холодом, а берет у него не для тепла, для красоты. Каль выручает.
С юга опять всё дул и дул ветер. Южный ветер тёплый? Нет, никогда ветер с гор не бывает тёплым. Хоть кругом заросли кустарника, вроде ветру и разгуляться негде, а всё равно всё вымораживает вокруг. Не прошло и часа, они ещё до лачуги монаха не доехали, а в ноге начались прострелы. Нет, боль в старой ране может утихнуть, но никогда уже не пройдёт окончательно. Вот она и вернулась. Волков трёт ногу выше колена, на мгновение боль отступает. Но только на мгновение, потом опять вернётся и будет изводить до конца поездки.
Он едет дальше. За ним брат Ипполит на низеньком мерине, с ним же едет и Максимилиан, и молодой Гренер, и красавиц фон Клаузевиц, и Увалень. Хотел ещё взять Сыча, у того глаз на людей есть, он их видит, но Фриц Ламме ещё не отошёл от тюрьмы, не отъелся. Худой, беззубый, взгляд ещё
