на луну рваное облако, и тотчас мрачные жадные тени окружили городских подонков, словно сама тьма торопилась поглотить их.
Так-то и еще лучше, подумал Кочевник.
Со стороны, верно, казалось, что заморыша избивает ногами пьяная свора.
Сверху, с самого неба, донесся вдруг воинственный клекот, и шелест – во тьме показалось, что тысячи крыл.
Птица, – подумал Кочевник, поднимая голову, – Вот дура. Говорил же…
Но это была не Птица.
Мелькнули длинные шелковые рукава. Причудливая, о двух выступах, деревянная подошва сандалии врезалась в лицо пузатого здоровяка. На белый двупалый носочек брызнула кровь.
Другой ногой девица – лунная дева! – лягнула в грудь рябого, оттолкнулась, локтем, сверху, ударила в незащищенную доспехом шею еще одного. Скрестив руки, отразила неуклюжий чей-то удар, и ловко приземлилась, упираясь в землю пальцами правой руки, и далеко отведя левую.
Очень красивой она была. Совсем не боялась. Кочевник восхищенно вздохнул, засмотрелся на нее, загляделся, глаз не мог от нее отвести.
– Ах, ты… – ошалело пролаял Бербезиль, и потянул из ножен широкий длинный нож.
Кочевник опомнился, поднырнул под лезвие, ударил рябого в правый бок, и снизу – в подбородок. Бербезиль, хоть и был в два раза тяжелее, закинулся назад, и стал падать, как трухлявое дерево. Кочевник уложил еще двоих, почти брезгливо – что за увальни, неумехи! – и резко обернулся, услышав позади тонкий, словно птичий, полный отчаяния, вскрик.
Лунная дева, поднявшись на цыпочки, удерживала за кадык последнего оставшегося на ногах.
– Дзэттай ни… юрррррусссссанай! – шипела она как змея, рычала, как дикий зверь, и глаза ее во тьме гневно сверкали.
Один рукав чудесного ее одеяния, скомканный, валялся на земле. Видно, тот бедолага, промахнувшись, отсек его в драке ножом.
– Не надо, – тихо сказал Кочевник. Слов он не понимал. Но и так все было ясно, – Пусть бежит.
Удивленно взглянула на него лунная дева, но ослабила хватку, и тонкие белые пальцы разжались. Незадачливый головорез, кашляя и отплевываясь, бросился бежать.
Дева встала перед Кочевником. Маленькая – даже по сравнению с ним. Очень маленькая она была и очень красивая! Спросила:
– Цел?
Кочевник неловко поклонился:
– В этом не было нужды, дивная госпожа моя, – невесть зачем подражая учтивому Трактирщику, сказал он, – Но спасибо. Я цел.
В сиянии ее глаз можно табун охранять, в сиянии глаз ее можно узор вышивать, – так он подумал, и лишь мгновение спустя сообразил – это просто луна показалась снова меж облаками.
– Могу я спросить, дивная госпожа моя, – с затаенной надеждой проговорил Кочевник, – умеешь ли ты обращаться в бобра?
– В бобра?! – голос у нее был высокий, чистый, как звон серебряных колокольчиков, как песня стального клинка. Она прикрылась уцелевшим рукавом, едва сдерживая смех, – Да почему же, скажи на милость,
