разговоров не велось, а до выхода на экраны будоражащего воображение фильма «Воспоминание о будущем» было ещё добрых полтора десятка лет. И всё‑таки душа лейтенанта трепетала. Было! Было в этой прогулке нечто тревожное, томительное.
Сказать, что лейтенант дожив до двадцати восьми лет, так и не познал женщины… Ну, право, не серьезно. Но в тех немногих случаях, как говорил поэт: «Была без радости любовь – разлука будет без печали». Кажется так. Не оставляли эти встречи ни тоски в душе, ни желания встретиться ещё раз. А тут… Незнакомое трепетание души, невесть откуда нахлынувшая робость, электричество во всем теле – отдавало новизной чувств и диким напряжением мышц.
Рита всё также молча шла рядом и лейтенант уже начал испытывать неловкость от этого долгого молчания, которое неизвестно чем может закончиться. Так они вышли к реке, урчавшей на перекатах.
– Юра, – сказала Рита, внезапно обернувшись к Суздалеву, – открой меня.
– А?! – лейтенант споткнулся на ровном месте.
Он повернул её к себе и обомлел. От прежней острой на язык и находчивой Риты не осталось и следа. В ней что – то переменилось, лицо светилось любовью, покорно опущенные руки, просящий голос… У него похолодело в животе – такое случается не каждый день, пожалуй, раз в жизни.
– Я бы поел чего – нибудь, – едва не задыхаясь, произнес Суздалев. – В баках – ноль.
Рита шумно выдохнула.
– Петрович не кормит?
– Почему же? Дед наукой занят, а я только с полетов.
– Ладно, голодающий, – рассмеялась Рита, – пошли
ко мне – накормлю. Как у вас говорят. Под самую горловину?
– Да, – облегченно выдохнул лейтенант.
Уже занималась заря, когда он вернулся.
– И тудыть твою в кочерыжку! – горестно сказал дед Афанасий. – И где ж тебя черти носят? Полёты ж у тебя… Что ты со мной делаешь, а не приведи Господь что, а?.. Как малое дитя, ей – богу!
– Дедуля, – изумился Суздалев, – да что с тобой?!
– Да ничо! Выдрать бы тебя ремнем, неслуха
– Ремни у нас в большом количестве, – рассмеялся лейтенант. – Дать?
– Хоть бы меня пожалел, – махнул рукой дед Афанасий. – Всю ночь не спавши…
Суздалев прикрыл глаза, постоял мгновение, потом обнял деда и поцеловал в щетинистую щеку.
– Хоть бы побрился, – сказал он сердито. – Бродишь, как домовой.
– А ты не лезь с целованием! – почти выкрикнул дед Афанасий, и на глазах его показались слезы. – Лезут тут, слюнявят. Есть будешь?
– Поел бы, – сказал лейтенант, – аж воет в животе…
– Дык не броди ночами, – буркнул дед Афанасий и засуетился. – Счас, я мигом.
Когда дед вернулся со сковородой, на которой ещё шипела яичница с салом, лейтенант уже крепко спал, разметавшись на кровати.
– Эх, елки – зеленые… – вздохнул дед, – видать, огулял Ритку
