Почему осталась? Ах, не попала на организованную отправку? Надо было пешком уходить! Почему вас не расстреляли? Не отправили в концлагерь? Значит, угождали фашистам! Таких немцы оставляли в живых!
У меня кипят слезы, я пытаюсь оправдываться, но он заводится еще больше:
– Раз ты ее защищаешь, значит, ты тоже немецкая проститутка! Было 8-11 лет? Ну и что? И малолетки были проститутки. Знаю я! В КГБ насмотрелся!
Я возражаю:
– Это невозможно! Ты же был у меня первым!
А он мне в ответ:
– Все вы бабы, суки брехливые! Я уже давно понял! Подставилась, когда месячные, чтобы потом права качать!
Он орет все громче и начинает буцать мебель. На шум из другой комнаты прибегает мать, она как раз гостит у нас, и пытается его остановить. Снова летают стулья, и в этот раз еще и шифоньер падает! Мать хватает его за руки и подставляет свои ноги, чтобы не колошматил в дверь, но он без жалости бьет по материнским ногам…
Наутро она показывает ему огромные синяки и обзывает его:
– Тварь! Сволочь! Скотина! Что ж ты делаешь?
Но он даже прощения не просит, говорит:
– Сама виновата, не лезь! Не злите меня…
У нас очередной гость. Вовка говорит:
– Знакомься, это мой друг. Василий.
Они оба добряче под хмельком, но усаживаются за стол, едят-пьют, все громче поют патриотические песни. О чем-то спорят, успокаиваются, снова задираются. Я уже так устала от этих криков-песен! Наконец-то Вовка идет провожать друга, а соседка-няня с ребенком идут гулять. Хоть бы полчаса тишины! Но через полчаса я начинаю волноваться – что-то долго они провожаются! И точно, прибегает запыхавшаяся бабушка:
– Ой, Тамара! Що там робиться! Твій Володька на площі дереться з тим хлопцем! Людей повно! Увесь в крові! Рубаха порвана!
Я мечусь по кухне – утюги, сковородки, ножи все прячу в духовку, под печку, от греха подальше. Знаю, что все на моей голове оказаться может.
Бабуля с ужасом смотрит на меня и говорит:
– О, бачу, ти добре знаєш свого чоловіка!
А у меня, как всегда, горло болит, и шарфом завязано, концы его наперед и назад свисают. Я сразу подумала, что тут петля, схватит за два конца и задушит. Я в спешке шарф снимаю, а бабка:
– Ой, Боже, Боже, що ж це буде?
Тут и Вовка на пороге, рукав оторванный висит, весь окровавленный. Я его жалеть, задабривать, а он:
– Откуда ты его знаешь?! Вертихвостка!
– Кого?
– Василия! Давно ты с ним путаешься?
– Первый раз вижу! Ты ж нас познакомил!
– Не трепись! Что я не видел, как вы перемаргивались? Потому он и пришел сюда, что к тебе шел, а я, дурак, сразу не понял! Вы уже снюхались с ним?
Ударом повалил меня на сундук. Я чувствую, что не смогу оттолкнуть, удушит он меня! Отбиваюсь руками и ногами! Когда я хрипеть начала, заскочила бабка. Как схватит
