style="font-size:15px;"> Гланды болели долгие годы. Хотя простужался я не чаще остальных мальчишек. Некоторое время я думал, что зря не пошел на операцию. Но потом настали веселые студенческие деньки. Мы с приятелями пили пиво зимой на улице в тридцатиградусный мороз.
Однажды военный с портфелем остановился и некоторое время заворожено глядел, как я лакаю пенный напиток из горлышка, а потом трясу бутылку – и бросаю ее в урну – потому что пиво заледенело, пока я пил.
– Что ж ты делаешь?! – сказал он, укоризненно качая головой. – Колотун же дикий. Ангину подхватишь!
– Не подхвачу, – заявил я уверенно. И снова оказался прав – никакой ангины.
Никому не порекомендую этот способ борьбы с ларингитом, но горло у меня полностью излечилось, и ангины не бывает никогда. В качестве профилактики в самые холода я иногда выпиваю на морозе бутылочку-другую, поминая детских врачей недобрым словом. Иногда мне кажется, медики совсем не разбираются в человеческих организмах, действуя просто и незатейливо – как мясники с тушами – здесь отрежем, это вырвем. Когда-нибудь, уверен, наступят времена, когда нынешнюю медицину признают варварской, а современных врачей будут считать дикарями-экспериментаторами.
Но вернемся к жившему по соседству мальчику Паше, с которым я играл в шахматы. Наши квартиры находились на одном этаже, напротив. Я жил в тридцать третьей. Он – в тридцать четвертой. Мне было пять лет, я сидел дома, когда в дверь вдруг позвонили. Причем, весьма настойчиво. Я подошел и спросил:
– Кто там?
– Откройте, – попросили из-за двери. – Это из ЖЭК-а.
– Мне мама сказала – никому не открывать, – ответил я.
– Это правильно, – отозвался незнакомец. – Но я ж из ЖЭК-а. Открой, мальчик.
– Не могу, – ответил я. И вспомнил сразу же сказку про волка и семерых козлят. Голос у «сотрудника ЖЭК-а» был грубый и вкрадчивый. Как у опасного хищника.
Он еще некоторое время поуговаривал меня, затем сказал, что придет позже, и ушел – я слышал звук шагов в коридоре…
Я сел смотреть телевизор. А вечером узнал, что незнакомец никуда не ушел. Он только сделал вид, что уходит, а сам вернулся, и позвонил в квартиру напротив. И Паша открыл ему дверь.
Что он делал с Пашей, когда оказался в квартире, я не знаю, конечно – ничего хорошего, но в самом конце моего товарища по шахматам незнакомец с вкрадчивым голосом задушил бельевой веревкой. И скрылся. По-моему, его так и не нашли.
Мучительная смерть Паши повергла меня в такой ужас, что я на долгие годы запомнил: нельзя никому открывать дверь – ни сотрудникам ЖЭК-а, ни сотрудникам милиции, ни даже соседям, потому что их могут взять в заложники – и заставить просить тебя отпереть замок.
Родители проявляли удивительную по нынешним временам беспечность. Я по-прежнему самостоятельно ходил в детский сад. И, возвращаясь из сада домой, проводил
