начинаем как обычно: я напеваю звук, который звучит как «МНИАМ», он расслабляет мое небо. Второе упражнение – плавное, мягкое легато «У-о», затем более громкое «И», затем стаккато. Серия коротких, резких нот раскачивает мою диафрагму и нагревает мою и без того раскрасневшуюся кожу. К концу распевки энергия бурлит во мне.
Я выпила полбутылки воды, достала из сумки ноты своей песни и поставила их перед Линн. Мягкий, но бурный ритм заставил мое сердце биться чаще. Я сжала кулаки, затем широко раскрыла рот и начала петь, подгонять стихи к нотам, заполняя глубоким гудением пробелы. Мое небо вибрировало от пения, кровь ударяла по барабанным перепонкам, заглушая мой собственный голос. Когда я закончила, на моей верхней губе проступили капельки пота. Я слизнула их.
Когда пальцы Линн соскользнули с клавиш, я помассировала свою напряженную шею и зевнула, чтобы расслабить сведенную судорогой челюсть. Я чувствовала себя изможденной, как будто только что закончила триатлон. Я вытянула руки над головой, расправив плечи, и хрустнула суставами пальцев. Бьюсь об заклад, потолок танцевальной студии вибрировал от моего бешеного пульса.
– Ну как?
Мой репетитор по вокалу покачала головой, и цвета вокруг меня слились в темное, мутное месиво.
Ей не понравилось.
Дрожащими руками я взяла бутылку с водой и снова поднесла ее ко рту.
– Припев звучит великолепно.
Я решила, что куплеты вышли не так уж здорово, если она выделила только припев.
– Но остальное не очень?
– Остальное хорошо. Но думаю ли я, что мы можем сделать это еще лучше? Определенно, да. Я думаю, мы могли бы даже составить конкуренцию Lady Antebellum. Хочешь доработать ее?
– Да, черт возьми, я хочу!
Линн засмеялась. Следующие полчаса мы переставляли слова в другом порядке, а потом я спела все заново. Когда последняя нота перетекла в нежное, усталое «Хммм», из дверного проема раздались аплодисменты. Глаза Стеффи сияли от восхищения. Она вошла в комнату и положила руки на плечи своей жены.
Я почувствовала себя мышкой, вторгшейся в интимный момент. Но тут Стеффи положила руку мне на плечо, и это чувство ушло.
– Энджи, – пробормотала она. – Энджи. Энджи. Энджи. Линн говорила, что ты над чем-то работаешь, но не сказала, насколько это невероятно.
Я засияла, потому что Стеффи знала Мону, а Линн – опытный музыкант, поэтому их одобрение значило много для меня. Меня даже не волновало, что мама считает это дерьмом.
13. Операция «Неодушевленный предмет»
– А как насчет этого? – Рей вышла из примерочной и покрутилась. Юбка бордового пдатья взвилась вокруг ее ног.
– Хм… почему я его не заметила? – Мел разглаживала жемчужно-серую ткань платья, которое она разглядывала на себе перед зеркалом в полный рост.
– Мне. Нравится. Твое платье. Цвет действительно бросается в глаза. – Рей подошла ко мне, чтобы посмотреть на платья, которые я сняла с вешалок.
– О, леопардовый принт. Миленько.
