style="font-size:15px;"> Впрочем, сути загадки это не меняло. Но человечка этого найти надо было непременно! И, уже подъезжая к массивному зданию Департамента полиции на Фонтанке, Мануйлов пожалел, что включил в это дело не слишком крепкого умом Ратко. Напортачит ведь, сукин сын! Сработает грубо, обозлит газетчиков, те спрячут концы в воду и поднимут вой на весь мир об очередном «закручивании гаек», об «атаке на демократическую прессу» – а Ратко прикроется его депешей. Нет, надо ехать самому!
К директору департамента надворный советник входил без доклада, не слишком озабочиваясь недовольным порой видом Лопухина. Так поступил он и нынче. Коротко, без подробностей, изложил суть своего беспокойства, испросил разрешения съездить в Москву. Лопухин пожал плечами: поезжайте, милостивый государь, коль есть надобность.
– Спасибо, – поблагодарил, вставая Мануйлов. – Только… Я вот что подумал, Алексей Александрович: не попросить ли у вас ваш личный салон-вагон? Не планируете в ближайшие день-два сами попользоваться?
– Не планирую, хотя, признаться, и оснований для вашей особой спешки, Иван Федорович, не вижу, – Лопухин снял пенсне, помассировал покрасневшую переносицу, и, не удержавшись, съязвил. – Но коль скоро главный ловец шпионов эту спешку усматривает – извольте! Тратьте казенные денежки…
Сделав вид, что не услышал последней фразы, Мануйлов поспешил откланяться и отправился прямо на вокзал, на ходу оставив порученцу директора распоряжение протелефонировать железнодорожникам – чтоб приготовили спецсостав.
Отлично выспавшись в салон-вагоне, Манасевич-Мануйлов ранним утром следующего дня уже был в Московской охранке. Лично отобрав четырех наблюдательных агентов посмышленее, дал каждому подробное задание, и уже к полудню, заняв отдельный кабинет в здании Московского охранного отделения, принимал от них отчеты и доклады о том, что удалось узнать. А узнать удалось немало.
По рисунку Крохи-Матехи, сделанном им по памяти с принесенной Дорошевичем фотографии, в редакции был безоговорочно опознан Владимир Эдуардович Краевский. Он же имел на левой кисти длинный шрам – память о матросской службе в молодости. Краевский, по отзывам сослуживцев, великолепно знал английский язык, на котором говорил, уверяли, как англичанин. В «Русское слово» Краевский был приглашен лично Дорошевичем, с которым какое-то время служил в «Одесском листке». Выяснилось также, что Краевский долго жил в Шанхае и Харбине. Больше о прошлом Краевского, его происхождении и родителях никто ничего не знал.
Официально нынче у него было газетное задание в Париж, однако сумма выданных ему проездных сумм значительно превышала все мыслимые потребности такой поездки.
Манасевич-Мануйлов даже решил было, заручившись поддержкой Московского градоначальника, великого князя Сергея Александровича, нанести личный визит Сытину и в упор спросить о столь дорогостоящей командировке Краевского. В издательский дом на Тверскую
