простоя не было, а вы… отдыхаете. Так етить… не пойдёт. Или работайте …, как договаривались, или …, то есть до свиданья». Денег, понятное дело, опять не дал.
Пришлось все другие, не менее важные в конце лета дела бросить. Бросить-то бросили, почти всех своих Миша к Пантелееву на стройку согнал, только толку получалось – чуть. Мужики работали, как привыкли. Каждый час – чай (а кто-то и чифир), каждые полчаса – перекур, пачки сигарет на день не хватает. Раньше девяти не соберёшь, а после шести всем домой надо. Вот проклятая советская привычка, отрыжка совхозная. Ладно хоть по субботам не отказывались работать, правда, только до обеда. Ещё дождь проклятый замучил. Помаленьку вроде бы капает, но и не кончается. Мокрое всё, доски, инструмент, одежда, – не просыхает.
Ну да ладно. Дом поставили и стропила приладили. Обрешётку было привычно начали делать – буржуй приехал, остановил. Велел с внутренней стороны стропильных балок доски крепить, вроде как обрешётка шиворот-навыворот. Потом утеплитель привёз и велел его между балок укладывать. Сам командовал. Даже на крышу залез и пеной монтажной щели лично запенивал. После опять обрешётку сделали и теперь уж металлочерепицу стали класть. Мужики-то непривычные, давай её как шифер крепить, по гребню волны, а длины саморезов не хватает. Стали гвоздями приколачивать. Приехал Пантелеев, зачастил он в последние дни, – Миша ему и говорит: «Саморезы-то короткие». А он разорался: «Вы что, чукчи, что ли? Черепицу первый раз в жизни увидели? Строители, блин!», – опять на крышу полез, показал, как надо. И тут он гвозди увидал, которыми мужики первые листы крепили. Я, говорит, наконец понял, какие вы строители. Черепицу заканчивайте укладывать – и всё.
У Миши даже отлегло. Правда, сразу легче стало. А то совсем тяжесть последнее время на сердце была, может даже болело оно. Только как сердце болит, Миша до того не ведал.
Раз прояснилось с финишем, вдвойне бригадир стал мужиков подгонять. А мужики-то и рады, быстрее зашевелились. Вправду: сколько заработали – и ладно, сильно много никогда не надо, даже вредно. Сколько-то тысяч жене на хозяйство, сколько-то – детям к школе прикупить-приготовиться, домой телевизор новый или шкаф, а себе ничего не надо. Всё, что сверху останется – пропить, а то вспомнить будет нечего. Прожили год или он сам куда-то делся? … Неделю покуролесишь, челюсть кому сломаешь – есть о чём вспоминать долгой зимой.
Дождь тоже как почувствовал перемену, затих. Даже ненадолго солнце появилось. Правда, совсем ненадолго. Опять тучи собрались, да гуще прежних. Замутило сначала где-то далеко, потом на опушку леса придвинулось, и уже на крыше пантелеевской ветер сквозит. Черно стало сверху, почти так же, как земля внизу. Белая полоса сильного дождя к югу видна стала, а ветер аккурат южный.
– Инструменты убирай с крыши! – скомандовал Миша. – Шуруповёрт, молоток, саморезы подбирай, спускаемся!
Забрались
