для разборок с Пантелеевым копить пришлось долго. Сначала заняты были – заканчивали два старых сезонных заказа, деньги по ним хозяева исправно платили, да и не требовали ничего особенного, просто крестьянские дома. Хорошие люди. Так прошёл почти месяц. Потом однажды случилась оказия проехать мимо окраины дачной, увидел Миша дом буржуйский под крышей, фронтоны белым сайдингом зашиты. Рядом красная машина стоит (починил своего «Ситроёна», видать) и слышался звук циркулярной пилы – работал кто-то. У Миши опять по сердцу резанула тупая обида. Деньги-то за работу плотникам пришлось свои заплатить, кровные. Нельзя их было обидеть, а то совсем работать не станут. Тогда не завернул Миша к пантелеевской даче, мимо проехал. А в субботу решился. Как и думал, машина возле дачи оказалась, значит на месте хозяин. Подъехал, из «Москвича» вышел, потоптался немного – никто из вагончика не выходит. Пришлось к плотникам, что в доме работали, подойти. Оценил Миша их работу. Хорошо они работали, чисто. Попросил одного, что помоложе, болезненно худющего, как девчонка четырнадцатилетняя, хозяина позвать. Дело как будто есть. Пантелеев вышел. Одет был, как обычно, в рваньё.
– Что надо? Я же сказал, больше не появляйся.
– Не дело это, хозяин, – ответил Миша. – Люди работали, денег за свою работу с меня требуют. Что, мне их всех к вам посылать?
– Хоть всю деревню посылай. Толку не будет.
– Это по-вашему, по городскому, «швыревом» называется, так не по закону. Я же говорю, что нам деньги надо только за сделанную работу с вас получить. Дом ведь поставили? Поставили. Стропила поставили. Обрешётку два раза сделали. Это по любому двадцать пять тысяч стоит. Лишнего нам не надо.
– А ты договор помнишь? Как же, по-о-мнишь, – с растяжкой сказал Пантелеев. – Деньги по нашему с тобой договору полагались за всю работу, причем за работу хорошую. А вы сруб не простучали, не проконопатили, фронтон передний завалили на 30 сантиметров и уже не переделать, древесины сколько даром испилили, черепицу гвоздями запоганили. Про машину молчу.
– Ну тогда придётся авторитетных людей просить, чтобы рассудили, – сказал Миша заготовленную фразу.
– Не придётся. Видел я твои наколки и понял, что ты постараешься бандитов местных к нашему спору присобачить. Не выйдет у тебя. Я с авторитетными уже пообщался и запись договора нашего дал послушать. Они говорят – не прав ты, а я прав, вот так. Так что со своими людьми как хочешь, так и рассчитывайся. Всё, – и пошёл прочь.
Уехал Миша не солоно хлебавши, но чёрные мысли затаил. И на следующий же день подвернулся случай. Пили они со старым приятелем, бывшим совхозным трактористом. Алкаш он уже давно конченный. Почти ничего от человека не осталось, даже имени. Звали его кличкой старой, трактористской – Костыль, к которой он подходил хорошо: высокий, кожа да кости, впрямь костыль-костылём. Тогда и подбил Миша приятеля на акт мести
