летело совсем рядом, но никак не давалось в руки, а меж тем Феликс Янович начинал задыхаться от усталости. Совсем перед рассветом ему мерещился голос Машеньки, которая в чем-то ласково его укоряла, и он понимал, что потерянное письмо связано с ее судьбой, ее жизнью…
Проснулся Колбовский почти на час раньше обычного времени. Возблагодарив Бога за то, что Авдотья еще не пришла, он вышел на кухню и умылся холодной водой, обжигающей и отрезвляющей. Быстро одевшись в мундир и избегнув завтрака, Феликс Янович отправился на службу.
Утро выдалось почти студеным – октябрь впервые напомнил о грядущей зиме. Лужи после ночного дождя теперь подернулись хрупкой ледовой корочкой. Земля сладко похрустывала под ногами, а дыхание слабого ветра слегка обжигало щеки. Стыдливый рассвет еще только занимался, и город тонул в сиреневом полумраке, скрывающем детали и подчеркивающем формы. Феликс Янович шел быстрым решительным шагом. Кивнув на ходу дворнику и фонарщику, он пришел в контору ровно без четверти семь утра, на полчаса опередив свою вечную соперницу Аполлинарию Григорьевну. Когда телеграфистка пришла, он уже сортировал почту, пришедшую накануне.
День тянулся бесконечно долго: Феликсу Яновичу казалось, что еще никогда добровольные обязанности почтальона не были столь утомительны. Зная об его близком знакомстве с урядником, в каждом доме, куда он приходил с корреспонденцией, его пытались расспросить, кто же нынче ходит под подозрением и как далеко продвинулось следствие? Колбовскому всегда было сложно отказывать людям в разговоре. Как мог, он пытался отшутиться, однако же дамы местного общества отличались особой настойчивостью, когда речь шла о двух вещах – замужестве их дочерей и удовлетворении их любопытства.
Едва дождавшись окончания служебного времени, Феликс Янович тут же направился в здание окружного суда, где располагался кабинет урядника.
Кутилин пребывал в еще худшем расположении духа, чем накануне. Раздражение сменилось тоской, что было плохим признаком. Безнадежно взглянув на приятеля, возникшего на пороге кабинета, Кутилин сделал короткий приглашающий жест рукой и отошел к окну. Колбовский вошел и аккуратно прикрыл за собой дверь.
– Алиби! У всех есть чертово алиби! – буркнул Кутилин. – Не подкопаешься!
Как выяснилось, вечер убийства Варвара Власовна провела на собрании благотворительного общества, откуда вернулась уже за полночь. Слова вдовы подтвердила хозяйка вечера, госпожа Крыжановская. Сын Гривова Федор уже две недели как находился в отъезде и прибыл в город только сегодня, к похоронам. А дочь Ульяна была на вечерне в церкви Успения Богородицы. Горничная Глаша ушла в восемь, а потому к Гривову, который сидел один дома, мог пожаловать кто угодно. В том числе и сообщник любого из наследников, поскольку ни хрупкая Ульяна, ни крепкая Варвара Власована в одиночку при всем рвении не могли бы вдеть Петра Васильевича в петлю. Купец был крупным, тяжеловесным мужчиной
