придётся рассказывать всё (а это отвлечёт от магистральной линии), или же даст не совсем обоснованное преимущество какой-либо из версий, что недопустимо. Важно отметить лишь, что играл Пижон честно, если слово «честно» вообще применимо к людям его профессии.
Формально Пижон работал тренером по шахматам во Дворце пионеров одного южного райцентра, где, собственно, и жил. Впрочем, вряд ли можно говорить, что совсем уж формально – он действительно ходил на работу и обучал детишек премудростям этой старинной и весьма умной игры. Пижон, разумеется, мог нанять вместо себя кого-то из дедушек, игравших в свободное время в шахматы в парке имени 1 Мая, но не делал этого. Мало того, он даже всерьёз гордился достижениями на своей работе. Несколько раз при встречах хвастался мне: «Ты знаешь, старик (так он обращался не только ко мне, хотя мне было тогда тридцать с небольшим, но и почти ко всем своим собеседникам), а ведь N., который у меня тренируется, получил первый разряд!»
Я даже больше чем уверен, что он ходил в кассу и получал зарплату, которая, прямо скажем, была копеечной, и которую он мог прогулять очень быстро и даже не заметить. Верю я в это потому, что Пижон иногда вдруг становился редкостным скупердяем. Помню, как тёплым сентябрьским утром встретил его близ Дворца пионеров, и он поведал мне, что шёл на работу пешком, потому что «не захотел кормить троллейбусников». «Старик, ты знаешь», – сказал Пижон, – зачем мне дарить им деньги?!» И это произнёс человек, который за пару месяцев до этого ехал из Черкесска до дома на такси и отвалил таксисту сумму, на которую многие семьи вполне могли прожить год, а то и более. Хотя, как знать, несмотря на розовые очки, он мог просто испугаться, ибо обыгранный им товарищ хотя и помнил про святость карточного долга, но вполне мог отомстить, так что ехать домой лучше было, не дожидаясь поезда.
Деньги любили Пижона даже больше, чем он любил их. Они буквально липли к нему. Как-то раз в ресторане, где я обмывал очередную сделку, а он просто ужинал, я спросил, не проще ли ему меньше тратить (а попросту не спускать деньги на ветер). «Ты знаешь, старик», – ответил он, глядя куда-то вдаль, а точнее в стену зала, – ты не первый говоришь мне об этом. Я даже сам как-то задавал себе этот же вопрос. И знаешь, что я сам себе ответил?» Я, естественно, не знал, о чём, не мудрствуя лукаво, и сообщил ему. «Так вот, – он взял гроссмейстерскую паузу, как брал, бывало, в игре, и продолжил, – пусть будет так, как есть. Вот недавно я сидел здесь, за этим же столиком. Сидел, понятное дело, не один, а с Ксюшей. Ну, ты знаешь, – она с четвёртого курса нашего медучилища». Я понятия не имел про неё, но на всякий случай покивал головой. «Так вот, старик, она приехала к нам из своего то ли посёлка Усть-Захрюкинска, то ли из колхоза «Хрен-знает-сколько-лет-без-урожая». По этому поводу она ведёт себя как та ещё цаца. Я прощаю ей это, потому как страдаю излишней добротой, особливо к дамскому полу. Засиделись мы, понятное дело, допоздна. Потом я как истинный джентльмен, коим я, собственно, и являюсь, проводил её в общежитие, ибо ко мне она по причине своей цацистости ни ногой. Даже вахтёрше дал червонец,
