несколько заметных выступлений. Операторы обожают снимать его с высокой точки: орлиный нос и блестящий череп. Но – Верховен, полицейский, телевизор – служащая не смогла соединить все воедино и попросила его произнести фамилию по буквам. При воспоминании об этом гнев подсказывает Камилю, что ее незнание, возможно, первая хорошая новость за день, в котором больше ничего хорошего не будет.
– Вы сказали, что ваша фамилия Фервен?
– Да. Именно так, – ответил Камиль. – Фервен.
И произнес эту фамилию по буквам.
14 часов
Человечество так скроено: что-то происходит – и нет человека, который бы не свесился с балкона посмотреть, что случилось. Пока на крыше полицейской машины вращается мигалка, пока не высохла еще кровь на асфальте, найдется кто-нибудь, кто все видел. А на сей раз таких было много. Еще бы: вооруженное нападение и перестрелка в самом центре Парижа. Рядом с ярмаркой на площади Нации, смеетесь, что ли?
Теоретически улица перекрыта, но пешеходы передвигаются свободно; написано, что проход только для жителей домов, находящихся на данном участке, – можно было и не писать: все сразу проживают на этом участке, потому что всем хочется знать, из-за чего перекрыто движение. Теперь все спокойно, но, если послушать полуденные новости, бардак был еще тот. Полицейские машины, пикапы, технические службы, мотоциклы – все они скопились в конце Елисейских Полей, машины стояли на обеих полосах движения, и в два часа дня казалось, что от площади Согласия до площади Звезды и от бульвара Малэрб до Дворца Токио образовалась сплошная пробка. Есть от чего прийти в возбуждение, когда понимаешь, что это все твоих рук дело.
Когда в залитую кровью с головы до ног девицу стреляли не один раз, а потом, визжа тормозами, рванули с места на внедорожнике с драгоценностями на пятьдесят тысяч евро, вернуться на место, где все это происходило, – из разряда прустовских наслаждений. Впрочем, не неприятных. Когда дело на мази, на душе всегда легко. На улице Жорж-Фландрен есть кафе, как раз напротив выхода из пассажа Монье. Отличное местечко. Вхожу. Посетители еще не успокоились. Разговоры только об этом. Естественно, все всё видели, всё слышали и всё знают.
Устраиваюсь подальше от входа, у дальнего конца барной стойки, там, где народу больше всего, растворяюсь в толпе и слушаю.
Сборище настоящих идиотов.
14 часов 15 минут
Можно подумать, что небо специально писали для этого кладбища. Народу полно. Вот в чем преимущество работающих чиновников: на похороны они направляются целыми делегациями, так и получается толпа.
Камиль издалека видит близких Армана – его жену, детей, братьев, сестер. Все гладкие, с прямыми спинами, печальные и серьезные. Камиль не может понять, кого они больше всего ему напоминают, наверное семейство квакеров, ни дать ни взять.
Со смерти Армана, которая стала для Камиля настоящим горем, прошло четыре дня. Она оказалась для него и освобождением. Недели за неделями он приходил к нему,
