Поимка беглых рабов – прибыльное дело, за которое хозяева платят вознаграждение. Все не против поживиться легкими деньгами.
Это настоящая западня, из которой единственный выход – путешествие на кладбище. А, может, и вовсе негров закапывают на заднем дворе, как останки коров и свиней.
Войдя в хижину, я увидела рослую и крепкую женщину, которая сидела в углу на земляном полу и негромко бормотала, уставившись в пустоту. В очаге рыжие лапы огня жадно хватались за поленья.
– Роуз, с кем она говорит? Тоже читает молитву? – тихо и с опаской произнесла, боясь спугнуть нашу соседку.
– О, нет-нет. Это Мелоди. Она разговаривает со своими детьми.
Батюшки, что за сумасшедший дом. Какими детьми? Я их не вижу?
– Ты видишь её детей?
Вдруг и Роуз тоже не дружит с головой? Коллективное помешательство?
– Пять лет назад, когда Мелоди рубила деревья на лесопилке, её детей у нашего хозяина за хорошую плату одолжил господин из соседнего штата на другом берегу реки Миссисипи. Он на сложной штуковине получает из кипящего сока тростника сахар. Своих рабов в тот год ему не хватало. Дети стояли вдоль двигающейся дорожки, на которую укладывали свежесрубленное стебли этого растения. Малютки были смышлёными и расторопными, и тот масса в итоге выкупил их у нашего хозяина. Мелоди ему не продали. Она билась, как животное, наполовину застрявшее в пасти аллигатора. Умоляла не продавать детей или отпустить её с ними. Но лесоруб она отменный, а хозяин в тот год задумал расширить амбар, перестроить конюшню. Так она и не оправилась с тех пор, но работает хорошо.
Роуз начала хлопотать у огня. А я погрузилась в ещё большее отчаяние под грустную тихую песню мужчины, доносившуюся из соседней хижины, точно такой же, как и наша – без единого оконца и проблеска света снаружи:
Beams of heaven, as I go,
Through this wilderness below
Guide my feet in peaceful ways
Turn my midnights into days.
– Джозеф запел, значит, опять скучает по жене.
– Она умерла?
– Нет, Мэри – рабыня на другой плантации в Натчезе. Они в прошлое Рождество поженились. Хотя как у нас женятся… просто говорят всем, что они стали семьей. Ежели господа добрые, то иногда и праздник позволяют с песнями, танцами и гостями-рабами с соседних плантации. В старые времена бывало напечем пирогов и накроем столы в саду на свадьбу. Кто-нибудь на скрипке сыграет или на барабанах. Мы плясали, позабыв хотя бы на время о побоях и нищете. Но видеться мужьям с жёнами можно только в день Господень, если оба хозяина позволят.
– И что же хозяева? Запретили Джозефу?
– О, нет. Им такое только на руку. Бесплатное разведение рабов. Особенно когда ввоз рабов из Африки запретили. Только вот детский плач иные хозяйки не терпят. Грудничка Зои, рабыни у Уильямсов, госпожа забила на смерть.
Я подумала, что госпожа, о которой говорила Роуз, – мать Томаса. Ну и семейка.
– У неё была больна голова в тот день, а малыш всё никак
