на грунт медленно и величественно, длинный хвост его парадного облачения заносили только на ступеньках собора, а дальше он двигался, как древний динозавр в золоте, волоча роскошный хвост. Чернец с тиарой все еще впереди, идет медленно и торжественно, словно к памятнику Неизвестному Рыцарю, только что не печатает шаг. В том зале, куда направилась процессия, на удивление много женщин, все присели к самому полу и смиренно склонили головы, и только стражи в сверкающих доспехах стоят выпрямленные и все замечающие, хоть ни один не шевельнет и бровью.
Папа медленно и величаво, чтобы не перетрудиться, двумя пальцами раздает благословление направо и налево, на каждые десять медленных шагов одно направо, на следующие десять – налево.
Если кого-то и не зацепит благословлением, то, как я понимаю, хрен с ними, людей на земле много, а вообще-то скоро и эти погибнут, чего зазря стараться.
Чернец двигается к противоположной от входа стене, там нечто вроде театральной сцены: четыре ступеньки к ней, по бокам толстые, как баобабы, колонны. На самой сцене в глубине длинный стол, покрытый золотой скатертью, по два подсвечника с горящими свечами справа и слева, середина стола пуста, но это понятно: перед столом лицом к залу, а спинкой к столу, роскошное, хоть и облегченное, словно дачное, кресло для папы.
За столом на стене подчеркнуто простой крест из дерева, что-то символизирует, иначе был бы тоже в золоте и драгоценностях.
К сцене двигаются уже более тесной группой, кардиналов почти не отличить от папы, только у него полотняная тиара расшита золотом, а у них золота поменьше, а вместо остальной части широкие красные полосы.
На кресле с папы сняли простую тиару, оставив голову в простой белой шапочке. Он сидит терпеливо и не двигается, мне даже показалось, что дремлет, но вообще-то это называется думает о высоком.
И под пение церковного хора мужик в золотом облачении подошел к нему с тиарой власти в обеих руках и провозгласил зычно, не столько для папы, что вздрогнул от его рева, как для публики:
– Прими эту тиару, украшенную тремя коронами, и знай, что ты отныне отец королей земных и государей, владык земных, наместник нашего Господа. Да будет царствие и слава его ныне и присно и во веки веков!.. Аминь.
И с этими словами он опустил на голову папы тиару, только теперь я понял, что это в самом деле три короны на боевом рыцарском шлеме, удлиненном для того, чтобы поместились все три и между ними еще оставался промежуток в три пальца, означающий сегрегацию и апартеид в отношении трех разных миров.
– Его святейшество папа, – провозгласил он звучно, – Бенедикт Двадцать Первый!..
Заглядывая в книгу, церемониймейстер произнес так же громко и торжественно:
– По этому случаю папа дарует всем присутствующим полное отпущение грехов.
Вот повезло, мелькнула у меня злая мысль. Главное, подсуетиться и всегда быть поближе к власть имущим, что-то да всегда перепадет. А те, кто
