он понял, что связан. Грозно заревел на всю округу, пытаясь освободиться. Но не тут-то было. Алексанко подошел к медведю, наставил ствол ружья в голову и закричал, представляя, что медведь понимает его:
– Что, бродяга, попался? Медком решил полакомиться? За твои проделки надо бы с тебя с живого шкуру снять, но я не немец, не могу. Вот если бы тебя живым можно было кому продать. Даром бы отдал, чтобы жизнь твою сохранить.
Витька убежал в деревню за лошадью. Алексанко долго еще разговаривал с медведем. Тот рычал, ревел и свирепо смотрел.
На лошади приехали Витька и Николай. Николай не верил, что медведя поймали живым, и решил ехать сам. Лошадь, еще за пятьдесят метров чуя косолапого, при всех мерах принуждения отказалась подъезжать ближе. Изо всех сил рвалась убежать. Пришлось Николаю с Витькой уехать, не погрузив медведя.
К вечеру сколько поместилось приехали на автомашине. Зверя занесли на носилках в кузов и уложили на сено. Нашлись добрые люди, кто-то позвонил в город и сообщил, что пойман большой живой медведь. Из города пришла телеграмма: «Медведя не убивать, доставить живым!» Председатель колхоза ругался, проклинал Алексанко с Витькой и медведя. Говорил:
– Вот несчастье на мою голову свалилось. Определенно заставят его в Киров отвозить.
Так оно и случилось. На автомашине колхоза медведя увезли в Киров в зоопарк. Витька и Алексанко ходили героями. Они говорили, что Витька поймал медведя, а Алексанко быстро заковал его в цепи. На то он и кузнец первой гильдии. За медведя получили хорошее вознаграждение. Но Алексанко не прочь был получить больше. Он говорил:
– Вот за волка дают овечку, а почему нет такого закона за медведя давать быка? Не поймай его вовремя, он бы мог натворить много бед с колхозным скотом.
– А может быть, он первой твою корову задрал бы, – отвечали ему колхозники.
– Нет, он не дурак, – возмущался Алексанко. – Знает, где без ущерба можно взять.
С сенокосом ему помогли управиться женщины. Выкосили, огребли и скопнили. Хотя он на них и пахал, когда не было лошадей, но они на него не обижались. Каждая считала его своим человеком. В трудную минуту он всегда приходил на помощь.
Сено он с Витькой привозил к себе на сеновал на колхозном быке. Бык хотя и тихо ходил, зато возил, тракторные сани мог утащить. Да и Витька на физическую силу не жаловался, ростом он был с Петра Первого, только раза в два толще.
На сердце у Алексанко скребли кошки. Степан сутками крутился в его не засоренном культпросветработой мозгу. Радости быстро забываются, а горе годами вспоминается. Такое горе как потеря сына исчезнет из сознания только в гробу.
Рожь уродилась на славу, народ радовался. Это первый такой урожай за пять лет. Правление колхоза обещало авансом дать по двести грамм на трудодень. Женщины рвались на уборку ржи. Обжинали серпами придорожные участки для разворота комбайнов. Домой приносили в карманах по триста-четыреста грамм зерен ржи. Сушили их, дробили и варили для детей кашу. В рационе народа
