по булыжной мостовой. Кристиан повернулся с букетом в руке, почувствовал удар по пальцам, легкий, но резкий, и в следующее мгновение цветы выпали из его руки и рассыпались по грязным ступеням.
Перед Кристианом стоял старик француз в черном костюме, зеленоватой фетровой шляпе и с тростью в руке. Петлицу украшала орденская ленточка. Изрезанное морщинами, иссеченное ветром свирепое лицо, полный ненависти взгляд.
– Это вы сделали? – спросил Кристиан.
– Я не разговариваю с немцами, – ответил старик. По его выправке Кристиан понял, что перед ним вышедший в отставку кадровый военный, привыкший командовать. Старик повернулся к девушкам. – Шлюхи! – прошипел он. – Почему бы вам не улечься прямо здесь? Задирайте юбки, и пусть они приступают к делу.
– Успокойтесь, капитан. – В голосе черноволосой слышалась обида. – Это не ваша война.
Кристиан понимал весь идиотизм положения, но не знал, что предпринять. Он не на поле боя, а применять силу по отношению к семидесятилетнему старику – абсурд.
– Француженки! – Старик сплюнул. – Цветы для немцев! Они убивали ваших братьев, а вы дарите им букеты!
– Они всего лишь солдаты, – сказала девушка. – Они далеко от дома и такие молоденькие и красивые в военной форме. – Черноволосая бесстыдно улыбнулась Кристиану и Брандту, и Кристиан не мог не рассмеяться: вот она, женская логика.
– Успокойся, старик, – сказал он. – Цветов у нас больше нет. Возвращайся к своей рюмке. – Кристиан дружелюбно положил руку на плечо старика. Тот яростно сбросил его руку.
– Не прикасайся ко мне, бош! – выкрикнул он и зашагал через площадь. Его каблуки яростно стучали по булыжникам мостовой.
– О-ля-ля! – Водитель Кристиана укоризненно покачал головой, когда старик поравнялся с автомобилем.
Старик не обратил на него ни малейшего внимания.
– Французы! Француженки! – кричал он, обращаясь ко всем и ни к кому. – Неудивительно, что боши уже здесь. Ни храбрости, ни мужества. Один выстрел – и они разбегаются по лесам, словно кролики. Одна улыбка – и они уже в постели со всей немецкой армией! Они не работают, они не молятся, они не сражаются, единственное, что они умеют, – так это сдаваться. Двадцать лет Франция упражнялась в этом занятии и наконец довела его до совершенства.
– О-ля-ля! – повторил водитель Кристиана, который понимал по-французски. Он наклонился, поднял камень и небрежно швырнул его в старика. Камень пролетел мимо и угодил в широкое окно-витрину кафе. Послышался звон стекла, а потом над площадью повисла тишина. Старик француз даже не оглянулся, не посмотрел на разбитое стекло. Он молча сел за свой столик и оперся на трость. Поражение Франции в этой короткой войне рвало его сердце, но старика оно не сломило, и взгляд, которым он сверлил немцев, переполняла ненависть.
Кристиан спустился по ступеням к водителю.
– Зачем ты это сделал?
– Слишком много он себе позволяет, – ответил водитель, здоровенный, безобразный,
