в отпуске, делающий снимки для семейного альбома. Фотографировал он далеко не всех. На этот счет у него была своя теория. Он выбирал самых молодых и симпатичных, отдавая предпочтение светловолосым солдатам, ефрейторам, сержантам. «Моя задача, – как-то объяснил он Кристиану, – показывать тем, кто остался дома, не ужасы, а привлекательную сторону войны». Судя по всему, такой подход находил понимание у руководства. Брандта представили к офицерскому званию, и он постоянно получал благодарности из министерства пропаганды в Берлине.
Среди солдат застенчиво бродили двое маленьких детей – единственные представители гражданского населения Франции среди импровизированного военного лагеря. Брандт подвел их к Кристиану, который чистил автомат на капоте разведывательного автомобиля.
– Слушай, окажи мне услугу. Попозируй с этими малютками.
– Найди кого-нибудь еще, – запротестовал Кристиан. – Я не артист.
– А я хочу сделать тебя знаменитым. Наклонись и предложи им конфетку.
– Нет у меня конфеток! – отрезал Кристиан.
Дети – мальчик и девочка лет пяти – стояли у машины, не сводя с Кристиана больших, черных, печальных глаз.
– Держи. – Брандт достал из кармана два шоколадных батончика. – Хороший солдат должен быть готов к любым неожиданностям.
Кристиан вздохнул, положил на капот снятый с автомата ствол и наклонился к двум симпатичным крохам.
– Потрясающая фактура! – Брандт уже сидел на корточках, уставившись в окуляр. Искал наилучший ракурс. – Юность Франции, красивая, голодная, грустная, доверчивая. И добродушный, сердобольный, щедрый немецкий сержант, атлетически сложенный, дружелюбный, симпатичный, фотогеничный…
– Когда же ты от меня отстанешь?
– Продолжай улыбаться, красавчик. – Брандт все щелкал и щелкал затвором. – Не давай им конфеты без моей команды. Просто показывай их, чтобы дети к ним тянулись.
– Я хотел бы напомнить тебе, солдат, – Кристиан улыбался, глядя сверху вниз на серьезные мордашки детишек, – что я по-прежнему твой командир.
– Искусство превыше всего, – отпарировал Брандт. – Какая жалость, что ты не блондин! Если б не цвет волос, ты являл бы собой идеальный тип немецкого солдата. Выглядишь ты так, словно в голове у тебя когда-то была одна мысль, да только и она куда-то подевалась.
– Полагаю, мне следует подать рапорт и доложить о твоих высказываниях. Никому не дозволено оскорблять честь сержанта немецкой армии.
– Художника не пронять такими булавочными уколами.
Еще несколько снимков – и Брандт закончил съемку.
– Готово.
Кристиан отдал конфеты детям, которые так ничего ему и не сказали. Еще раз вскинули на него глаза, сунули батончики в карманы и, взявшись за руки, пошли дальше меж железных гусениц, сапог и винтовочных прикладов.
Бронеавтомобиль, сопровождаемый тремя
