вот эту хреновину ставим сюда, Гришка с Петрухой подсовывают хреновинки, а ты в дыру вталкиваешь болт. Потом на болт наворачиваем гайку.
Работа оказалась не такой простой, как объяснения. «Хреновина» и «хреновинки» не укладывались в положенное место, приходилось браться за топор. Отверстия не совпадали, болт не лез в предназначенное место. Хрусталёв покрикивал на Пашку, командовал товарищами, куда двигать детали. Мало-помалу работа всё же продвигалась.
Вечером Хрусталёв предложил:
– Вы с дружком бабе моей муку принесите, отсыпьте сколько-то, она вам хлебов напечёт.
В доме купца Мелентия Трифоновича Черемисова собиралась игра. Не копеечная игра вроде пикета или кадрилии, игра серьёзная – «фараон». Иной раз после этой игры владельцы сотен душ крепостных или купцы первой гильдии, изрядные капиталисты вставали из-за стола, лишившись своих имений, крепостных и капиталов. Но такие драмы случались в столицах, затрапезному городишке у горы Змеиной подобные крушения были неведомы. И всё же держать банк, подрезать собирались люди солидные, при деньгах. Шушера вроде шихтмейстера Леманна или гарнизонного подпоручика Васьки Дементьева не приглашалась. Подпоручик картёжник был заядлый, но неудачливый и горемычный. Карта шла ему раз в год. Имел Васька тридцать лет от роду, а дослужился всего лишь до подпоручика. Был он картёжником и безмерно потреблял горькую. Жил Васька на одно жалованье, хотя в заволжских степях имелась у него деревенька в двадцать душ крепостных. Один раз в год присылал староста своему барину рублей двадцать пять – тридцать ассигнациями. Как небезосновательно предполагал барин, староста его нагло обкрадывал. Но и те крохи, что поступали из деревни, Васька спускал за неделю. Второй год Васька грозился остепениться, выйти в отставку и уехать на жительство в свои владения. Первым делом по приезде в имение, собирался на колодезном журавле вздёрнуть старосту, затем навести в деревне порядок и жениться. Жениться хоть на перестарке, хоть на уродине, да хоть кривой и горбатой. Непременным условием женитьбы должны быть двести душ крепостных в приданое невесте. К сорока годам Дементьев предполагал стать первейшим помещиком в своей губернии, близким другом губернатора и уважаемым человеком. Каким чудесным образом это превращение произойдёт, будущий помещик не задумывался. Ни в коровах, ни в пшенице, ржи и прочих злаках и огородных овощах Дементьев не смыслил ни бельмеса. Остепениться никак не удавалось, и отъезд в имение откладывался, ибо Дементьев прекрасно понимал, ни один папаша не выдаст своё сокровище за такого моветона, будь он хоть полковником, а не подпоручиком. Хотя и слыл Дементьев заядлым картёжником, готовым резаться в любое время суток, в какую угодно игру, солидные люди подрезать с ним не садились. Подпоручик прославился неудачником, и платить долги ему было не из чего.
Алоис Николаевич намеревался раздеть либо купца, либо Фёдора Теодоровича Берга, служившего на руднике маркшейдером. Купец был при деньгах, на то он и купец. Игроком был слабым, начинающим, и это сулило поживу.
Мелентий Трифонович
