близкого к помешательству. Глаза его безумно сверкали, а сам он, в свои, без малого, двадцать лет, выглядел очень взрослым.
– И если сегодня моя кара не настигла тебя, то знай, что скоро свершится проклятие всех тех, кому ты причинял нескончаемое горе, – продолжал свою исступленную речь мадьяр. – Будь же ты проклят.
Это были последние слова несчастного, ибо после знака Мехмеда Сулейман страшным ударом тяжёлого меча буквально расчленил раненое тело Шандора.
Мехмед, потрясённый происшедшим, с трудом взял себя в руки и, пересев на другого коня, продолжил путь, уже двигаясь за спинами своих охранников.
На следующий день султан вдруг принял неожиданное для всех решение: покинул войско и с небольшим отрядом направился в Адрианополь, который до взятия Константинополя был столицей османов. Он въехал в город без предупреждения и, никем не встречаемый, сразу же направился в бывшую резиденцию своего отца.
С тех пор как столица переместилась в Стамбул, Мехмед ни разу здесь не был, и потому дворец султанов выглядел довольно угрюмо. Молодой правитель османов медленно шагал по длинным тёмным коридорам, заглядывая в пустующие покои. Во время царствования его отца Мурада Второго здесь вовсю кипела дворцовая жизнь, тут Мехмед был коронован на престол после внезапного апоплексического удара постигшего его отца.
Султан зашёл в личные покои Мурада и остановился перед его портретом на стене. После сокрушительного поражения под Белградом Мехмед как никогда нуждался в отцовской поддержке. Он усиленно всматривался в великолепно исполненный портрет, будто стараясь хоть на миг воскресить своего родителя. В эту трудную минуту он многое бы отдал, чтобы услышать уверенный спокойный голос отца, в советах которого он так сейчас нуждался.
С портрета смотрел зрелый мужчина с тонкими губами и горбатым носом. Его тёмные глаза одновременно излучали и мудрость, и лукавство. Отец будто вопрошал: «Что сынок трудно нести бремя власти? А ведь я тебя предупреждал. Будут не только громкие победы. Слава победителя завораживает, охмеляет, и после этого горечь поражений кажется намного сильнее».
Молодой султан ещё долго вглядывался в изображение отца и, осознав, наконец, что неодушевлённый портрет никогда не заговорит, направился в опочивальню. Устроившись на тахте, он вдруг стал ощущать некую тяжесть, которая постепенно наваливалась на его тело, отчего ноги налились свинцом, а голова стала пульсировать. Тяжесть в теле усиливалась и уже сдавливала горло. Мехмед беспокойно вскочил с тахты. События последних дней: ужасный разгром под Белградом, проклятия обречённого молодого мадьяра, который едва не лишил его жизни, – всё это не могло не отразиться на психике. Он, который мог без колебаний лишить жизни любого, теперь стал ощущать всю тяжесть причинённого им зла. Это неприятное чувство, проявившееся впервые, стало причиной необъяснимой тревоги, переходящей в отвратительный животный страх. Не в силах более бороться с этим, Мехмед поднялся на
