как оно называлось в народе, не зря пользовались авторитетом. Заслуженным, хотя и сомнительным. Без них в городе не обходилась ни одна мало-мальски приличная драка.
– Он должен уметь жить в любых компаниях, – убеждал папа.
– Он слишком тяжело мне достался, – оправдывалась мама.
Оба были правы.
Дискуссия завершилась сама собой, когда Ефиму исполнилось двенадцать лет. То есть сегодня. Он оставил на столе записку (где находится и когда вернется – обязательный атрибут внутрисемейных отношений) и пошел к автобусной остановке. Отныне он достаточно самостоятелен, чтобы между ним и его мечтой не становился никто, пусть даже из самых близких людей.
Кружок встретил его гомоном полутора десятков мальчишеских глоток. Это были завсегдатаи. Они приходили раньше и уходили позже всех. Основной возраст – тринадцать – семнадцать лет. Еще крутилась стайка более мелких пацанов, которые начинали с клейки бумажных ракет и, как правило, не выдерживали больше двух-трех месяцев кропотливого и внимательного труда.
Структурировал этот бедлам Володя, человек неопределенного возраста с нездоровым цветом лица. («Сжег себе желудок», – объясняли новичкам аборигены. Подразумевалось, что произошло это трагическое событие на секретном космодроме.)
Володю отличала искренняя любовь к пацанам и всему, что летает.
– Будешь клеить ракету, – сказал он Ефиму, записав его в свой кондуит.
– Не буду.
Привычный рабочий шум сразу стих. Володе здесь возражать было не принято.
– Почему? – К удивлению пацанов, Володя не раскричался, как это с ним частенько бывало («Нервы», – оправдывали шефа в таких случаях пацаны).
– Я хочу строить самолет, – объяснил Ефим.
– Какой? – На полках лежала масса журналов с подробными чертежами.
– Вот. – Ефим развернул чертеж. Сердце замерло. Первый эскиз он создавал в больнице, где очень тяжело перенес менингит. Более подробные чертежи сделал после изучения книги «Учимся летать», которую сочувствующий отец выписал ему по почте.
Володя внимательнейшим образом изучил неумелые линии.
– Значит, если я предложу тебе что-то другое, ты откажешься?
– Не знаю. – Ефим опустил глаза. Он и в самом деле не знал. Но его самолет прямо просился в небо. Летящий, он часто снился мальчишке. Единственное, что не вытанцовывалось, так это название.
«Ту» – Туполев, «Як» – Яковлев, «Ил» – Ильюшин. А вот «Бе» – вовсе не Береславский, а Бериев, талантливейший конструктор гидросамолетов. Аббревиатура от «Ефим Береславский» получалась вообще неудобопроизносимой. Да, было отчего задуматься…
Володя поразмышлял еще немного и, отодвинув чертеж к Ефиму, подытожил:
– Действуй.
Легко сказать! Дерево есть, бумага и ткань есть, инструменты стоят. Но непонятно, с чего начать.
К нему подошел
