стирали этих старых черт всеобщего стремления к простоте…»[6]
Марина вышла из поезда и ступила на землю Бельгии, точнее, ее северной части – Фландрии. Мартин и Марта встречали ее на вокзале в Антверпене. Поцеловались, Мартин взял ее тяжелую сумку. Сели в машину и поехали в их городок, расположенный где-то неподалеку.
Сразу почувствовала – все другое. Дома вдоль дороги не тянут вверх к небу свои треугольные крыши, а прочно, по-крестьянски, укоренены в землю и смотрят на мир исподлобья – из небольших окошек под почти плоскими крышами. Марина не приминула поделиться этими сравнениями, на что Мартин ответил как отрезал:
– У нас все лучше!
Заткнулась, приказала себе: «Держи язык за зубами, а!» – почему-то перейдя на кавказскую интонацию.
Голландцы и фламандцы говорят на одном языке, но друг друга не особенно жалуют. «Два народа, разделенные одним языком» – Черчилль сказал о британцах и американцах, но подходило и к голландцам с фламандцами. (Позже Марина узнала, что фламандцы терпеть не могут валлонцев, живущих на юге Бельгии, а французы, ммм… не очень любят бельгийцев и потешаются над ними, примерно как мы над чукчами… Ну нет мира под оливами!)
И вот наконец Дом, который построил Он. Дом одноэтажный, добротный, большой. Окошки не маленькие, но, конечно, не в полстены, как у голландцев. Мебель тяжелая, основательная, как будто рубленная из бруса. Подумала, вот и еще контраст с «легкой» Голландией: Манилов – Собакевич. Губы при этом сжала, чтобы не выпустить мысль. И кто бы ее понял?! У них не Гоголь, а толстенная в старинном кожаном переплете Библия лежит на самом виду.
Над низким, сделанным на века буфетом висело настоящее деревянное воловье ярмо на две персоны – библейский символ супружества. Такой патриархальности Марина нигде и не видела. «Так вот как он живет! Дом построил, троих детей родил-вырастил, дочь замуж выдал, внуков ждет. Извечное жизни предназначение…»
Была суббота. К вечеру все вместе поехали на мессу: семья католическая. Удивило, что старый собор переполнен, никакого сравнения с полупустыми соборами Голландии. Марина была совершенно не сведуща в ритуале церковной службы, поэтому, когда Мартин неожиданно встал, пошел к алтарю, взошел на возвышение, открыл лежащую перед ним Библию и стал читать своим потрясающе глубоким и проникновенным голосом, она ничего не поняла и застыла, зачарованная. Он не священник, почему он в алтаре?! Его голос возносился к сводам готического собора и уже с тех запредельных высот спускался к ней. «Где он – и где я!.. Если бы я верила! Не так – во что-то и про себя, а родилась бы с верой, как он, как его жена, как все эти люди вокруг, в церковь бы с мужем ходила. Да что уж теперь-то…» Вот он уже и не на возвышении, а бегает с корзинкой по рядам, собирает пожертвования, или как это там называется. Вот все начали петь. Марта подсовывает молитвенник со словами. Сама-то все знает наизусть, голосок приятный. «А я что тут делаю? Какое право
Цит. по Й. Хейзинга «Культура Нидерландов в XVII веке».
