становится возможной в силу того, что и те и другие входят в состав тотальных социальных явлений[556]. Поэтому социальное время, по сути, представляет собой «централизацию и дифференциацию движений тотальных социальных явлений», и особенность его состоит в «присущем ему максимально возможном количестве символических значений»[557].
В данном аспекте при изучении проблемы временных перспектив Гурвич следует за Марселем Моссом, который выдвинул гипотезу о существовании в социуме нескольких независимых друг от друга уровней восприятия времени, и развивает критику классических научных концепций восприятия времени. Ошибкой последних было предположение, что время есть некая универсальная величина, тогда как в действительности существует множество временных перспектив (индивидуальные, групповые, правовые, религиозные и др.), каждая из которых имеет свои собственные ритмы и способы связи с социальным целым[558] и по-своему структурирует мышление участников общения[559].
В связи с этим Гурвич подчеркивает также различие своей концепции и феноменологической теории Гуссерля. Если последний мыслит взаимосвязь различных способов восприятия времени в категориях индивидуального сознания, то Гурвич полагает, что такой анализ должен вестись в перспективе социального целого, а точнее, тотального социального явления[560]. Он уточняет, что «тотальные социальные явления одновременно создают социальное время и создаются им… поэтому социальное время не может быть определено вне связи с тотальными социальными явлениями»[561]. Таким образом, ученый высказывается в пользу концепции имманентности сознания бытию (очевидно влияние онтологической теории знания Н. О. Лосского), где время и моделируется и моделирует сознание, открытое по отношению к находящемуся в постоянном становлении бытию (здесь Гурвич разделяет методологические посылки теории А. Бергсона)[562].
Мыслитель считает невозможным принятие какого-либо единого методологического видения социального времени, отказываясь и от «философского оправдания времени» как одного из неизменных модусов знания (что характерно для кантианства), и от «ниспровержения времени во имя вечности» в рамках религиозной эсхатологии, от классических представлений о времени либо как о движении (Аристотель), либо как о длительном восприятии (Августин), и ищет промежуточную теоретическую позицию[563]. В первоначальном определении времени Гурвич следовал определению, данному Жаном Пиаже – «время как координация движения»[564]. Но мыслитель понимал эти термины несколько
См.: Ibid. Однако единство времени, без которого немыслимо социальное бытие, не дано в обществе как готовый факт, такое единство – результат унификации, получаемый благодаря «борьбе человека за обладание временем» во имя того, чтобы «не затеряться во множестве временных перспектив» (Ibid. P. 332). Именно эта борьба составляет основное содержание физической и социальной жизни человека.
См.:
См.:
См.:
См
См.: Ibid. P. 329–330.
Ibid. P. 330.
