Кораблика вниз по лестнице к другу.
И треск коростели в иве: крекс-крекс, крекс, пекс, фекс.
Елена Панделис
Белый и чёрный
Я иду по трубе, перекинутой через строительный котлован. Он наверняка глубокий – его вырыли для фундамента высотного дома – а весна заполнила его синей апрельской водой. У меня сегодня день рождения, и вечером придут гости. Солнечно и голо. Земля беззащитна в апреле, как и мои тринадцать лет. Я в ожидании праздника, и чтобы занять время, которое само тянет себя за хвост, я вышла погулять с подружкой. Мне не терпится вступить на путь судьбы. Я в кураже: "А слабо пройти по трубе?" И, не дождавшись ответа, иду на зов незнакомой призывной мелодии. Я не ощущаю тела, лишь холод за спиной. Ледяное пространство страха схлопывается за мной – в детстве страх всегда сзади. Не обернуться, не развернуться – нет пути назад. Я делаю пару шагов вперед и вижу: там, за котлованом, идёт с работы в своём модном болоньевом плаще мама. Спешит, идет быстро, легко, почти летит, ведь у меня день рождения. Я делаю ещё пару шагов, как хороший танцор, не чувствуя ног, и вот я уже на середине трубы. Мама остановилась, замерла. Я не смотрю ей в глаза. Я знаю – в её глазах чёрный смертельный страх, и этот страх сильнее моего, и на это нельзя смотреть. Будто вижу себя летящей в ледяной пустоте. Одна, никого вокруг. Только я и мой детский белый страх за спиной.
Прошли годы, и однажды к маме прилетела птица смерти. Сначала долго присматривалась, примеривалась, пританцовывала, а потом закружила маму в своём страшном жестоком танце: глаза в глаза, рука в руке. И я увидела мамин страх, страх перед тем, что впереди. Она вглядывалась, она долго и пристально смотрела вперёд, в бездну. Но в мои глаза она старалась не смотреть. Мой страх за неё, мой чёрный страх за неё – пусть он и не был сильнее её страха смерти – был бы ей уже не по силам. И она не смотрела. Она уходила. Одна. Мне казалось, что одна.
Часто страх возникает из ничего. Китайская живопись, простой пейзаж: крестьянин мирно работает в поле, облако неспешно плывёт по небу, вершины гор белеют вдалеке, дорога ведет к ясному горизонту. Отчего холод за спиной, почему страшит дорога, ведущая вперёд? В картине есть «великая пустота», портал в бездну, и, если приглядеться – в небе над дорогой летит тот, кто сорвался, не дошёл, кого в этой реальности быть не может. И в этом мистическом иррациональном страхе есть и танец смерти, и полет над бездной. И ещё, когда я играю так нелюбимую в детстве «Болезнь куклы», то в тринадцатом такте я всегда чуть замедляю темп, будто холодом подмораживает пальцы. И ещё, когда звучит в любимом фильме незатейливая песенка далекого 1926 года. И ещё, и ещё. И ещё.
Галина Гужвина
Как у пташки крылья
…в «Птицу», Der Bunte Vogel, мы поехали сразу после. С неба то хлестало, то слабо, струйками старческой мочи стекало по прорезиненной броне дождевиков, но у Фогеля под крыльцом, промеж свальным грехом занятых
