через два, когда Тимур полностью пришел в себя, он дал себе зарок: не притрагиваться больше к этой гадости.
Тамила умоляла его вернуться к семье, хоть на какое-то время, дабы могло появиться потомство, но он только смеялся, а в качестве оправдания высыпал ей в угол целый мешок с долларами. Она испугалась, стащила одело с кровати и накрыла злополучные деньги, из-за которых ее могли придушить в любое время.
Тимур не захотел больше жить в своей квартире на Ломоносовском проспекте и в гостинице «Севастополь» тоже, он перебрался в центр города, в гостиницу «Пекин», что рядом с площадью Маяковского. Здесь он платил тысячу долларов за номер в сутки. Сюда же и позвонила ему Натали, когда ее любовник Ефим Андреевич, по приглашению мэра столицы Лужкова, выехал с ним в Севастополь всего на трое суток.
Натали была не только внешне роскошная девушка, на которую теперь работали многие модельные магазины города, но и шикарная любовница, прошедшая отличную школу еще задолго до знакомства со своим благодетелем Ефимом Андреевичем.
Она появилась в гостинице, увешенная телефонными трубками, в коротком платьице, едва прикрывающем прелестную попку, с оголенными руками и плечами без лифчика, с едва прикрытой шикарной грудью и без какой-либо подготовки, психологической притирки, расстегнула рубашку, а потом ухватилась за брючный ремень Тимура.
Тимур только мычал от блаженства и предвкушения чего-то необычного, не испытанного им ранее ни с одной Афродитой, такой огненной и красивой женщиной, сжигающий все на своем пути и превращающий любого мужчину в половую тряпку, после первого же контакта.
Но на этот раз какая—то сила, вернее, бессилие, неизвестно откуда взявшееся, подвело Тимура, вернее опозорило его перед Натали, от одного взгляда которой он воспламенялся небывалой до того страстью. Что такое? почему? – шептал он себе, щупая свою плоть и если бы это была не его плоть, а скажем плоть Бахтияра, он оторвал бы ее, как бурый стручок фасоли ни на что не пригодный и вышвырнул бы его в окно к подножью памятника Маяковскому.
Натали смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых застыл один единственный вопрос: что случилось, почему ты медлишь? Твоя царица перед тобой обнажена, она вся твоя, бери ее, а то будет поздно. Тимур начал дрожать. У него дрожали руки и ноги, а плоть уменьшилась до безобразия.
Натали оттолкнула его, чтобы посмотреть, что там и расхохоталась. Это был злой хохот, он звенел в ушах Тимура целую неделю.
– Ты что— кастрированный? Да там у тебя ничего нет, импотент! А я, дура, мчалась, как угорелая и у меня там, ниже пупка все пылало и пылает сейчас, я не знаю, что делать, как унять свою страсть. Ну-ка, покажи язык!
Тимур покорно высунул язык.
– Короткий, даже клитора не достанет, – отрезала Натали, и стала облачаться в роскошную одежду.
– Не уходи, я приду
