налетает спиной на колыбельку, и малышка в ней вскрикивает. А Генри бросается к ногам Хелмсли:
– Не бейте мою маму!
Он не должен этого видеть. Ни один ребенок не должен видеть ничего подобного.
– Не увести ли нам детей в другую комнату, сэр? – спрашиваю я О’Ши, ведь решения, определенно, принимает именно он.
– Нет. Пусть он видит, какая потаскуха его мать. – О’Ши наклоняется и встряхивает Генри, схватив его за маленькие плечи. – Прекрати! Слышишь, прекрати немедленно! Твоя мать – лгунья, она предала память твоего отца.
Генри перестает сопротивляться, в его округлившихся карих глазах плещется испуг.
– Предала папу?
– Неправда! – протестует Лавиния, и по ее лицу катятся слезы. – Я никогда бы этого не сделала!
– Ваши соседи донесли, что видели, как вы шли под ручку с мистером Алваресом, – продолжает, нависая над ней, Хелмсли. Он, наверное, где-то шести футов росту.
Отшатнувшись от него, Лавиния прижимается спиной к обшарпанным обоям в голубой цветочек.
– Я оступилась на неровной мостовой, и он поддержал меня, чтобы я не упала. Больше ничего не было, клянусь! И это никогда не повторится. Отныне я всегда буду приходить домой засветло.
Пусть даже это означает, что она станет работать – и зарабатывать! – еще меньше, чем до сих пор, и что ее маленькая семья вряд ли сможет существовать на такие жалкие гроши.
– Женщине надлежит сидеть дома, миссис Андерсон, – говорит О’Ши. Он отпускает Генри и с ухмылкой поворачивается к Хелмсли: – Вот видите, к чему приводит разрешение на женский оплачиваемый труд! У них появились превратные представления о том, что прилично, а что – нет. Они отвратились от Господа нашего.
– И вбили себе в головы, что могут вести себя так же, как мужчины, – соглашается Хелмсли.
– Вы думаете, мне нравится ходить на работу? – резко выкрикивает Лавиния, и мне хочется зажать ей рот ладонью: она только навредит себе, если будет с ними спорить. – Я нашла эту работу, когда умер мой муж. Мы не можем полностью зависеть от милосердия Сестер. Мы голодали!
– Цыц! – с самодовольным видом орет на нее брат О’Ши. – Вам не будет никакой пользы от вашего непокорства. Вы должны быть благодарны за то, что получаете.
Миссис Андерсон делает глубокий вдох и выдавливает из себя бледную улыбку:
– Я сожалею, – мягко говорит она, умоляюще глядя на нас с Мэй. – Я вам очень благодарна. Я сделаю все, что вы захотите. Я готова поклясться на Писании, что не сделала ничего дурного!
О’Ши качает головой, словно она только что совершила еще один тяжкий грех:
– Это значит, что вы готовы лжесвидетельствовать.
На мерзком бородатом лице Хелмсли появляется усмешка, и я понимаю, что ловушка захлопнулась.
– Ваш сосед сказал, что мистер Алварес, прощаясь, поцеловал вам руку.
