читаю торжество. Мартилла глядит с интересом. Она любит пытки.
Жирный говорит:
– Давай, Голова. Начни с ноги.
В руке у Головы – скальпель. И ещё какой-то странный инструмент, похожий за зажим.
– Смотри, – говорит Голова. – Вот этим делают надрез. – Он поднимает скальпель. – А вот этим, – он поднимает зажим, – накручивают кожу, чтобы снимать её пластом, а не лохмотьями.
Жирный улыбается. Голова и Мартилла – тоже. Суки. Уроды. Как только я освобожусь, всем устрою кровавую баню. Мартиллу изнасилую дубиной с шипами.
Только быкам Жирного всё до фени. Они просто стоят сзади и тупо смотрят, без всякого выражения.
В ноге боль – это Голова делает надрез. Я дёргаю ногой, но кандалы держат крепко. Боль пульсирует, распространяется снизу вверх, пронзает каждый нерв. Я почти теряю сознание, всё вокруг горит. Голова поднимает повыше окровавленный зажим с висящим на нём лоскутом кожи длиной сантиметров тридцать. Тут же боль продолжается, но уже другая: Жирный водит по ране горящим факелом.
– Воды, кстати, принеси, – говорит Жирный одному из быков. Тот выходит.
– Болит ножка? – говорит Жирный. – А ты думал, что такой неуязвимый, да?
Молчу, сжав зубы. Боль безумная.
Тут же боль снова начинает пульсировать и распространяться, только теперь от правой ноги. Дёргаюсь, но ничего не могу поделать. Процедура повторяется: Голова поднимает лоскут, Жирный прижигает рану.
– Давай-ка мы с живота немножко снимем, – говорит Жирный.
Голова с ехидной усмешкой делает прокол и начинает аккуратно срезать кожу с живота. Это больнее, чем нога, во много раз.
Жирный приговаривает:
– Да, Риггер, не так всё и просто…
Мартилла блюёт в углу. Да, сука, а ты думала получить от этого удовольствие?
Болт хладнокровен. Быки тоже. Тот, которого посылали за водой, уже вернулся с двумя огромными вёдрами.
– Смотри, как плещется, – говорит Жирный, умывая лицо. – Но сегодня ты у нас будешь дружить с другой стихией.
И снова поднимает факел.
Что происходит дальше, я помню урывками. Помню жуткую боль в паху: кажется, меня оскопили. Помню, как дробят пальцы, а потом отрезают. Помню, как мне показывают что-то страшное. Я не понимаю, что это, меня поливают водой, и тогда до меня доходит, что это зеркало. А в зеркале – окровавленный огрызок человека, живой только благодаря искусству палача.
Потом я окончательно отрубаюсь.
Новый день начинается так же, как и вчерашний. Воспоминания о боли всё ещё живут во мне. Я прикован к стене в том же самом подвале. Темно. С потолка капает вода. Осматриваю себя, насколько могу: всё в порядке. Весь пол измаран кровью. Прямо передо мной на полу лежит отрезанная человеческая рука: наверное, моя.
Дверь открывается. На пороге – Жирный, за ним – быки и Лосось.
И Киронага.
Подходят, молча рассматривают меня.
– Что
