или помешать?» – обращается она к ухмыляющемуся пролетарию в майке («Бэ-э…», – отвечает тот, весь осклабившись), дает по пути подзатыльник сыну, сидящему верхом на баране, и вновь возвращается на сцену.
Ледяное сонмище античных богов перед высоткой подвергается нападению со стороны дворника. Одна за одной гибнут статуи под ударами лопаты. На лицах некоторых статуй надеты кружевные маски, в глазах вставлены цветные камешки.
– Не положено! Не положено! – огрызается дворник, хотя рядом никого нет. – И все тут!
Некоторые статуи неожиданно восстанавливаются сказочным образом из россыпи обломков за спиной дворника. Он возвращается и со злобой добивает.
– А я говорю: не положено! – входит в раж дворник. – Не положено! – рычит он и с еще большей яростью набрасывается на статуи: рубит головы, топчет ногами вставные глаза. – Эт-тит ты, – чертыхается он, – вылупили гляделки!
– Почему? Ну, почему? – истошно орет сын генерала. – Отпустите меня, я этому дворнику рожу раскровавлю. Я его из рогатки убью!
– Отца арестуют, – шипит на него мать.
Он залезает под стол и скулить:
– Ну, гадина, я еще подключу к твоей лопате электрический ток, ты у меня попляшешь…
– Ничего ты не сделаешь, – заглядывает к нему интеллигентного вида женщина с неизменным веером. – Будешь таким же, как и отец. Это вы своими ло-па-тами, – указывает она на генерала, – разрушили Бель Эпок и добиваете то, что еще осталось. Я всю жизнь собирала нецки, а ваш сын…
– Вам мало, что мы его выпороли?
– Бурлацкое отродье!
– Па-азвольте, Мари Николавна, – говорит генерал, – не ваш ли отец давал деньги на революцию?
– Не смейте таких вещей говорить при ребенке! – истошно орет мать.
– Ты выдал моего брата!
– Мы обсуждали это уже тысячу раз. Если бы я не сказал, где спрятаны червонцы, его расстреляли бы сразу, а так после ареста. Я был маленьким и не понимал, чем все может закончиться… Его все равно бы арестовали, у них ордер был…
– Всё, прекратите! Все хороши, все! – завершает спор жена генерала. – Вы, тетя, дожили до седых волос, а всё – атеистка! Сходили бы в церковь, покаялись и за нас, комсомольцев двадцатых годов, помолились, а то всё упрекать! Когда церкви рушили, вы не больно-то на колени становились у Бога защиты просить, а с комиссарами в ресторанах задницу просиживали. Проблядовали всю жизнь, а теперь и в ус не дуете.
– Ну, знаешь, что, милочка…
– Кто виноват? – иронично восклицает толстая заспанная женщина в халате. – Что делать? А ничего не делать не надо. Все само образуется.
– Что? Что ты бормочешь? – спрашивает жена генерала в полусне.
– Да спи… спи…
Над супругами склоняется голова лошади и морда татарина. Светят звезды бездонного неба. Татарин издает гортанный звук,
