видел!.. И женщин!.. В тюлях, шелках, брильянтах… Швейцаром в модном магазине служил. Платили хорошо. Костюм с галунами. Ценили за рост и фигуру. Надоело. Уж очень кипело сердце злобой на всех этих богачей-покупателей!.. Пробовал шоферство брать. С богатым коммерсантом хлопка ездил по Америке, возил его в богатом автомобиле за сотни верст… И шоферство надоело. Тоже кабала!.. Через коммерсанта в хлопковое дело вошел, приказчиком стал… И курсы посещать начал, на счетовода… А тут революция! Все бросил, в Россию полетел. В организации еще в Америке состоял. В тюрьме побывал за столкновение с полицией. Коммерсант за него заступился. Ценил его как шофера. Знал, что анархист, а уважал. И руку ему подавал. Америка не то, что Россия!..
Любит по-своему Америку Владимир.
Ходили, ходили по улицам. Вася слушает, а Владимира не остановишь! Будто всю жизнь свою сразу Васе поведать хочет… Опять к калитке подошли, где Вася живет.
– А нельзя ли к вам зайти, чайку выпить, товарищ Василиса? – спрашивает Владимир. В горле пересохло… Да и спать неохота еще.
Подумала Вася. Подруга-то, наверно, уже легла.
– Ничего, разбудим! Втроем напьемся, веселее еще будет.
А и в самом деле. Почему не пригласить Американца? Самой жаль с ним расставаться. Такими друзьями стали…
Вошли. Самовар поставили. Владимир помогает.
– Дамам всегда помогать следует. У нас так в Америке принято…
Сидят за чаем. Шутят. Дразнят подругу, что с постели подняли и глазами со сна моргает.
Хорошо на душе у Василисы. Весело.
А Владимир опять об Америке рассказывает. Про тех женщин, красавиц, в шелковых чулочках, что в модный магазин в автомобиле приезжали, когда он в галунах и треуголке с пером у дверей за швейцара стоял. Одна ему записку сунула, свидание назначила… Не пошел! Он «баб» не любит. Возня!.. Другая – розу подарила…
Слушает Вася рассказы Владимира о красавицах-американках в шелковых чулочках, и кажется ей, что сама она становится все меньше, все некрасивее…
Потухла радость на сердце. И нахмурилась Василиса.
– Вы что же, в таких красавиц влюблены были? – Голос у Василисы глухой. Разозлилась на себя: зачем сорвалось?
Поглядел на нее Владимир. Внимательно. Ласково. И головой покачал:
– Свое сердце и любовь свою, Василиса Дементьевна, я всю жизнь берег. Только чистой девушке его отдам. А эти дамы что? Развратницы. Хуже проституток.
И опять радость подкатила к сердцу и застыла, не разлившись.
Для чистой девушки берег сердце?… Но ведь она-то, Вася, не «чистая» больше?… Крутила любовь с Петей Разгуловым, из машинного отделения, пока на фронт не ушел… Потом был партийный организатор, женихом его считала… Тоже уехал. Писать перестал. И забыла о нем.
Как же быть теперь?… Только «чистой девушке»!..
Глядит Вася на Владимира. Слушает и не слышит. Такая
