трый, он словно по таинственному и темному речному коридору, устремлялся вдоль стены леса, опоясывающего берега реки. Ефимка худощавый мальчишка в рваном тулупе, случайно приставший к казакам, подбежал к костру и закинул в него несколько рубленых сучьев. Костер запылал ярче, освещая приткнувшиеся к извилистому берегу Туры казачьи струги. Большие и не поворотливые суда были сильно нагружены различным скарбом, отчего их борта чуть ли не касались воды.
– Дядя Митяй, – Ефимка осторожно потрепал за овечью шкуру, которой укрылся старый казак. А дядька Митяй…
– Ну чего тебе бесененок? – из-за куска овчины высунулась бородатая голова.
– Тут давеча за лесом лошади ржали, – мальчонка указал на гору за рекой покрытую вечнозеленым лесом.
– Ну, то вогулы, али еще какие инородцы, – широко зевая, ответил казак. Сбегай коли не спится, до дальнего дозору, скажи:– Пущай не зевают.
Ефимка кивнул головой и исчез в темноте.
– Однако странно да? – пробурчал казак, ворочаясь под овчиной. Лошади ржали, а от дозора гонца не было.
– Поди случилось чего, пожаловали нехристи, а мы тут спим-почаваем, прости Господи, а как поди нагрянут вогульцы или кучумцы, враз здесь всех во сне и порешат. Он откинул овчину и протер глаза.
Над Турой стелился белый туман: – знать холода скоро придут. Тура встанет льдом и придется становиться на зимовье, как на Тагил-реке, что сейчас не входило в планы казачьей экспедиции.
Зима за Урал-Камнем приходит рано. Уже чуть успел облететь желтый осенний лист, так начинают пролетать первые снежинки, предвестники скорого ледостава. И на многие версты вокруг, лишь поникшая в ожидании лютой стужи вечно зеленая тайга, да пробирающий до костей вой голодных волчих стай. Дядька Митяй толкнул ногой казака, спящего неподалеку и издававшего такой махровый храп, словно враз выстрелил с десяток пищалей: – Серго вставай черт усатый.
Казак под овчиной, из которой торчали только его кожаные сапоги, даже не пошевелился.
Казак Митяй сплюнул на траву остатки табачинки, попавшей в рот, и вновь пнул скрюченную фигуру под овчиной.
– Да поднимайся ты уже. Ишь разлегся он, чай не на печи.
Спящий казак пробурчал про себя нечто-то ругательное, очевидно не довольный, что его разбудили в такую рань и высунул голову. Продрав огромными кулачищами еще сонные глаза, он злобно буркнул:
– Ну чего тебе дядька Митяй?
Митяй деловито прицепил саблю на ремень и пригладил чуб. Это было единственное из растительности, что росло на его голове с тех самых пор, как он стал вольным казаком. Характер он, как и большинство казаков имел скверный. Вольная жизнь на Дону в конец испортила его. Сквернословие, пьянство, но при этом быть совершенно набожным было типичным портретом казака того лихого времени.
– Мне-то ничаго, – важно ответил Митяй.
– Да только чует моя больная спина, вести дурные.
– С караулу у оврага давно из казаков никто не прибегал, – тревожно добавил Митяй. Ни табаку, ни хлебу не пришел никто поклянчить.
– Так там Осипа хлопцы, – зевая, ответил разбуженный казак. И славные хлопцы, я скажу тебе дядька Митяй. Чего раньше времени панику поднимать.
– Ну, славные, или не славные, о том опосля думать будем, – пробурчал дядька Митяй, – Ефимка слышал в той стороне лошадиное ржание.
Казак Митяй закончил свои приготовления и нахлобучил шапку из овчины. Это было его главное богатство сейчас акромя сабли, пищали, да кожаного сидора в котором он хранил ароматнейший по своему запаху табак.
С Серго мигом слетел сон: – Поди кучумцы пожаловали. Мать честная. Казак отчаянно перекрестился. Давненько их не видно было.
– Может и кучумцы, а может и местные вогулы шалят, – задумчиво ответил Митяй.
– Разбуди Ермака, да все ему перескажи. А я пока остальных разбужу.
Серго нацепив саблю, бросился в сторону стругов с криком: – Ермак Тимофеич, Ермак Тимофеич!
– Да здесь я! – ответил зыбкий голос казачьего атамана. Чего разорался, как баба худая. Не видишь, казаки спят?
Через несколько минут на борту самого большого из стругов, показалась фигура казака в тулупе, накинутом на плечи и большой меховой шапкой с красным околышем на голове.
Батько, поди кучумцы объявились, – запыхавшись от бега, прохрипел казак. – Давно наших казаков, с того берега не было.
Ермак широко зевнул и поправил кафтан на плечах.
Рукоять его сабли ударилась о металлическую пряжку пояса, издав тончайший звук.
– Да не суетись пока, – он окинул взглядом казачий
