сказать о том, что утро вечера мудренее и жизнь покажет, кто из них двоих прав, а кто – нет, но посоветовался сам с собой и решил, что благоразумнее будет не вступать в диалоги с незнакомыми конвоирами, и промолчал.
Барак был практически пуст.
За исключением одного дневального в помещении, рассчитанном на одновременное содержание в нем тысячи осужденных, было свободно. Дальний край "банки" тонул в полумраке…
"Примерно сорок на сто метров"! – прикинул землянин. – "Ничего себе! А снаружи барак казался меньше"!
– Где мое место? – обратился он к дневальному, обернувшемуся на звук открываемой двери.
– Ты новенький? Или из другого бокса?
– Новенький! Сегодня выписали из лазарета!
– А-а! Так ты тот самый чудак, который угрохал троих вертухаев, во время перелета сюда?
– Ну, да! Вроде того! – не стал запираться Заречнев. – Так куда ты меня определишь?
– Погоди! Не спеши! – неожиданно строго осадил его дневальный. – Посиди пока здесь, возле меня! Вечером с работы придут Старшие, они и определят тебе твое место!
– Все на работе? А чем здесь занимаются?
– Все вопросы – потом! – тон заключенного стал еще чуточку жестче.
Александр понял, наконец, что дальнейшие расспросы приведут только к конфронтации, и решил судьбу больше не искушать.
Незадолго перед закатом в барак начали пребывать первые заключенные. К некоторому Сашкиному удивлению на него практически никто не обращал внимания. Заключенные – уставшие, голодные, измученные – большими коллективами и небольшими группками вваливались через одну из четырех дверей, расположенных в разных концах "банки", переодевались, негромко переговариваясь, направлялись в душевую, которая находилась здесь же, в бараке.
Примерно через час барак был полон.
Гомон, ругань, топот множества ног перемешивались с запахом уставших потных тел, машинного масла, несвежего постельного белья.
Александр тяжело вздохнул – теперь в этой удушливо-говорливой "атмосфере" ему придется жить. И не просто жить, а как-то приспосабливаться к постоянному присутствию среди большого количества людей, у каждого из которых – свой характер, свои привычки и свой взгляд на то, что происходит рядом с ним.
Мало ли кому и что не понравится.
– Эй! Чё ноги свои тут расставил? – заключенный, незаметно подошедший сбоку, словно "прочитал" мысли землянина. – Убирай скорее, а то переломаю!
Заречнев повернул голову. Осужденный был среднего роста, неширок в плечах; не красавец.
"Что это"? – думал Заречнев. – "Начало проверки, которую зеки обычно устраивают новичкам, или обычная блажь уставшего на работе человека"?
Он скользнул по лицам ближайших к нему заключенных, уловил в их глазах живой огонёк… Скорее всего, "среднестатистическому" заключенному его ноги не понравились не случайно.
"Что
