гибнут пачками, их бросают в самые опасные места. В самое пекло.
– Командование за них никакой ответственности не несет.
– Ему плевать на них, – согласился скрюченный солдат с загипсованной рукой.
– Оно отвечает только за солдат-срочников, за них голову снимут, а на «контрактников» всем насрать…
– Контрабасов, мне один штабист говорил, даже в списки боевых потерь не включают.
– Послушать генерала Ванилова, так получается, что у нас…
– Наверняка числятся пропавшими без вести, – говорил невысокий веснушчатый парень с забинтованной грудью.
– Потери в частях «федералов» жуткие, – донеслось до Шилова. Он, прохаживаясь по длинному коридору, сжимал до хруста кулаки. Госпиталь был буквально набит ранеными. Было довольно много солдат, получивших осколочные ранения от своей же артиллерии и авиации.
«Да что же это творится? Полководцы Жуковы, твою мать! Когда же этому бардаку будет конец?» – лезли в голову мысли.
– Доктор, как он? – капитан метнулся к молодому высокому хирургу в забрызганном кровью клеенчатом фартуке, наконец-то появившемуся из операционной.
– Безнадежен. До утра, боюсь, не протянет! – глубоко затягиваясь сигаретой, устало ответил тот. Шилов в отчаянии нахлобучил шапку и направился к выходу.
– Погоди, капитан! – окликнул его хирург и исчез в операционной. Через пару минут появился и протянул капитану полстакана спирта. Выпив залпом спирт, мрачный Шилов вышел на крыльцо госпиталя.
Попытался зажечь спичку. Не получилось. Сломалась. Следущая тоже. Наконец прикурил. Начало смеркаться. На соседней улице с облезлой мечети заголосил мулла. На душе было погано как никогда.
Хотелось вдрызг нажраться вонючего спирта, взять в руки «калашников» и крушить, крушить, крушить все вокруг. Стрелять эту мразь! Рвать зубами погань! Сколько можно терпеть это дерьмо! Ему вспомнилась последняя «зачистка», которую проводили вместе с СОБРом из Екатеринбурга в Курчали. Благодаря овчарке Гоби во дворе одного из домов, под деревянным щитом, обнаружили сырой глубокий зиндан. А в нем четверых заложников. Троих военных и парнишку-дагестанца. Все изможденные, оборванные, избитые. Худые заросшие лица. Животный испуганный взгляд. Больно смотреть. Особенно на «старлея». У него были отстреляны фаланги указательных пальцев. Седой весь. Передние зубы выбиты. Вместо левого глаза сплошной кровоподтек! Когда нас увидел, затрясся как осиновый лист, заплакал навзрыд. Говорить не мог. Рыдая, заикался. Дрожал всем телом, как загнанный зверь. Вцепился в разгрузку «собровца» Юркова изуродованными руками и боялся отпустить. Повезло хозяевам-гнидам, что смылись! А то бы мы такую зачистку этим ублюдкам устроили! За яйца бы подвесили гадов! И подсоединили бы полевой телефон, нашу маленькую шарманочку! Вот это была бы пляска, похлеще твоей ламбады! Сраная Чечня! Тут каждая двенадцатилетняя сопля может жахнуть тебе в спину
