артели и автором замечательной избы, Тимофеем Васильевичем Лавреновым закрепилось имя Дядька-Тимофей.
Следует заметить, этот молодой самодеятельный зодчий, по настоянию опытного отца, обладающего аристократической внешностью, был вовремя направлен в город Баку для учёбы в гимназии, будучи там под опекой одного знатного азербайджанского вельможи из числа его благодарных клиентов в области изготовления особняков и оснащения их интерьеров. Отец всегда крепко отстаивал всякое своё дело, и теперь приложил все старания, чтобы его сына взяли в престижное заведение. Им и стала Первая мужская гимназия имени императора Александра Третьего, расположенная на Мариинской улице, что параллельно Морской утыкается в только начатый обустраиваться будущий знаменитый Бульвар у моря. Заодно, гимназист обучался музыке вместе с дочкой опекуна в доме на Морской. Чаще всего он видел её в профиль, поскольку обычно сидел рядышком. Пряменький нос, длинные ресницы, плотно сжатые тонкие губы, высокий лоб, каштановые волосы, все в завитушках, но не способные скрыть слишком оттопыренное ухо. Как-то они в четыре руки пытались одолеть фа-минорную балладу Шопена, смеялись, видя, что ничего у них не получается, затем этими же четырьмя руками игриво захлопали в ладоши друг дружке. Знатный вельможа поглядывал за ними, чтоб слишком они не увлекались меж собой. Мало ли, влюбятся, потом беды не миновать. Но, к его счастью, обошлось. Хотя, кто знает? Для вельможи обошлось. И к счастью, ли. А для них? Затаилось что-то в детских сердцах. И взаимное ощущение некой внепространственной близости почти никогда не пропадало. И ожидание. Есть некое глубокое чувство ожидания чего-то весьма событийного. Когда произойдёт событие, совершенно неизвестно, однако будет оно. Непременно. Это ощущение ожидания иногда лишь веяло ветерком, порой будто отдавало тревогой, а то нестерпимо жгло. И забывалось тоже.
Окончив гимназию, опять же по настоянию отца, Тимофей умудрился даже поучиться в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. На архитектурном отделении. Правда, всего один год. Но протяжённость этого времени нанизала на себя столько впечатляющих событий в его жизни, что заменила бы собой целое десятилетие. Кстати, полная продолжительность обучения в Училище и составляла десять лет. Уроки живописи он брал у Кузьмы Петрова-Водкина. В ту пору, когда тот сам находился в усиленных размышлениях и поисках истинного значения цвета. Состояние наставника передавалось ученику настолько естественно, что и Тимофей окунулся в мир поиска. Вообще поиска. Вездесущего.
Он частенько заходил в зал, где стоял рояль. Поигрывал кое-что. Импровизировал. Однажды он увидел на нём кем-то оставленные ноты. Попробовал сыграть. «Похоже на Шопена, только значительно ярче и пронзительнее», – подумалось ему. Прочитал: «Александр Скрябин». Этот автор не был ему знаком, но он ощутил с ним некую близость в отношении ко всякому искусству, где выражена явная сквозистость
