через день уезжает в Швейцарию, причём надолго. Юноша опечалился, но и был рад тому, что успел поучаствовать в беседе, выдающейся во всех смыслах.
Полученный здесь толчок повёл его дальше и дальше. А круг знакомств ширился и ширился. Он встречался с философами и поэтами, физиками и астрономами. Читал много литературы, да так, что научился мгновенно считывать текст целыми абзацами. И не пропускал ни одного часа занятий в своём Училище. При всем при том, неизвестно, что за сила вынудила его оставить учёбу. Либо собственная прихоть из-за авантюрного склада ума, либо отчислили его по причине принадлежности к раскольникам, а вероятно, по худому навету. Или вовсе произвелась банальная неуспеваемость из-за чрезмерного увлечения сразу многими занятиями помимо специальности. А, может быть, он решил, что уже обучился всему, что ему было надобно. Трудно понять. Одним словом: тайна.
Вернулся из Москвы, ничего не сказав. Несколько раз ездил в Баку на какой-нибудь попутной телеге, отправляющейся до Ярморочной площади, и высаживался на Мариинской. Осенью. Зимой. Весной. Ни с кем там не встречался. Гулял по любимым с детства улицам. Конечно же, сначала по родной Мариинской. Он следовал мимо гимназии с лёгким, но прерывистым вздохом. И вместе с набиранием воздуха в него будто проникали воспоминания какого-нибудь пустякового случая в её стенах. Доходил до угла Молоканской. Сворачивал в примкнувший к ней одноимённый садик. Посиживал на узорчатой скамейке, возле небольшого водоёма с фонтанчиком. С улыбкой наблюдал за суетливыми воробьями, скапливающимися в кучки да разлетающимися в разные стороны. Оттуда двигался до моря, усаживался на камешек и глядел на вялый прибой. Долго. Возвращался на многолюдную Торговую с двумя параллельными Пассажами. Непременно заглядывал в левый Пассаж, сплошь занятый книжными лавочками, останавливался у каждого развала, изыскивая новинки, и обязательно покупал одну-две книжки. Оттуда выходил на Кривую, где в створе одноимённого узкого переулка виднелась недавно посаженная раскидистая пальма в новом сквере, называемом «Парапет». То ли потому он так назывался, что его обрамляло низкое плоское ограждение, то ли это слово созвучно чему-то армянскому. Например, в Баку похожим армянским словом «карапет» называли низкорослых людей. А тут ещё с одной стороны «Парапета» возвышалась армянская церковь святого Григория Просветителя. Кто знает? В пока ещё полупустынный сквер не заходил, наверное, из-за шумной конки, обходящей его со всех сторон. Далее поднимался по улице Врангельской до Соборной площади с храмом Александра Невского, где неощутимо присутствовало тепло мастеровитых рук отца. Огибал величественное здание против часовой стрелки, будто совершая личный крестный ход. Впрочем, один раз он приезжал туда на Пасху, перед тем, как отметить годовщину рождения племянника и тёзки Тимофея. По окончании Крестного хода, люд стал христосоваться на Соборной площади. Там обычно собираются и бакинские мусульмане.
