к склонению властей союзников на всепобеждающие социалистические настроения.
Дядька-Тимофей, мучаясь мыслью о вынужденном как бы дезертирстве в течение всей зимы, сам отправился добровольцем на фронт. Благо, не столь далеко, а почти рядышком, на турецкий, где русские войска существенно выдвинулись в необозримые дали неприятельских земель. Участвуя в передовых войсках, он увидел пред собой величественную изумрудно-ультрамариновую гладь озера Ван с его обрамлением из седых горных вершин, и одинокую армянскую церковь, чудом оставшуюся целой почти в центре Османской империи с её исламскими ценностями. Мысленно возник бакинский «Папапет» с тамошней армянской церковью, проявились все собственные прогулки по любимым бакинским улицам, отчётливо предстала единственная встреча «инкогнито» на Телефонной. И профиль той повзрослевшей девочки из детства сам собой проступил сквозь рисунок дальних скал: прямой нос, тонкие губы, высокий лоб, волосы в завитушках, оттопыренное ухо. А когда наступление пустилось дальше на запад, разветвляясь на два фланга, северный и южный, он влился в южное направление. После довольно долгой осады, был взят наиболее укреплённый Искендерун, ключ к Средиземному морю. Здесь его подразделение обосновалось в качестве оккупационного, приняв роль военной полиции. Город получил исконное название Александрия при Иссе, но позже, чтобы сократить его и не спутать с тёзкой в Египте, удалили слова «при Иссе», но добавили слово «Малая». Дядьке-Тимофею эта Малая Александрия пришлась по вкусу. В нём даже ненадолго залегло не слишком познаваемое предчувствие. Слабое, мягкое, но в чём-то настойчивое. Несколько дней подряд, блуждая по его улицам и окрестностям, он ощущал далёкое-далёкое предвестие чего-то знаменательного именно здесь, но в каком-то неясном будущем. Потом, правда, оно отошло, улеглось, позабылось.
А фронт свернул дальше к югу, удалился аж до Палестины, куда к берегам подтянулся и флот. Выходили там-сям, то и дело, смычки с английскими союзническими войсками, идущими из Месопотамии на запад. Произвольно создавалась некая стихийная линия раздела земель Османской империи между обоими союзниками. Англичанам, конечно же, не нравилась такая стихия и такая линия, поскольку они возжелали сами выйти к Палестине, да поглотить её. Но не успели это сделать раньше русских. Ни пехотой, ни флотом. И жгучая, тяжкая досада точила их, не давая внешнеполитического покоя.
Кизилчайские женщины получали весточки с фронтов от мужей и отцов. Жена Дядьки-Тимофея вслух читала приходящие письма своей маленькой дочке. «Скоро увидишь папочку, – поговаривала она всякий раз по прочтении очередного послания, пахнувшего порохом. – И дедушку». Она укладывала их в изящную шкатулку из дуба с медной инкрустацией, подаренную мужем в день свадьбы. Затем поглаживала выпуклую крышку. Весточки были скупыми. О том, что живы, здоровы. Отец ещё писал, что встретил замечательного
