знаю, как долго Холмс лежал на полу, цепенея от холода, стальным лезвием пронзавшего тело до костей. Часы церкви Гроба Господня и вторящий им соборный колокол прозвонили еще по меньшей мере дважды. По верху ниши скользнул свет: охранник в очередной раз заглянул в камеру. Но Холмс все рассчитал с присущей ему сверхчеловеческой точностью. Кто бы ни приблизился с лампой к глазку, он должен был увидеть нечто укрытое одеялом и принять это за спящего узника. Ведь Креллин находился на посту и до сих пор не подавал сигналов тревоги. Не будь в камере надзирателя, караульные совершали бы более частые и тщательные инспекции.
Скорчившись в железной стуже ночи, Холмс ждал, когда желтый луч фонаря снова осветит кровать, но этого не произошло. Не переставая вслушиваться в тишину, мой друг успокаивал нервы мысленным повторением фраз из книги, которую он впервые прочел в десятилетнем возрасте. По его утверждению, она в значительной степени сформировала его характер. Это была не сказка о великанах или гоблинах, а «Первая аналитика» Аристотеля. «Силлогизм есть речь, в которой если нечто предположено, то с необходимостью вытекает нечто отличное от положенного в силу того, что положенное есть…» Рассудок твердил великому сыщику, что его план удачен. Но в такую ночь, как эта, разум мог ослабеть или дать осечку. Все расчеты оказались бы напрасными, если бы поток воздуха, не принятый моим другом во внимание, отнес газ из дальнего конца камеры, где сидел Креллин, к нише.
Как заправский палач, Холмс вычислил положение жертвы. Вот-вот мышцы перестанут держать корпус, и надзиратель рухнет со стула. Повалиться вправо он не мог: с этой стороны мешал стол. Если же Креллин упадет влево, ключи на поясе наверняка окажутся в пределах досягаемости. Но существовала большая вероятность, что труп наклонится вперед. При условии, что он сдвинется чуть левее, есть шанс на спасение. Но если тело окажется немного правее, пиши пропало. В камере, наполненной газом, детектива постигнет участь самоубийцы. Здесь его гений был бессилен. Как при игре в рулетку, все решал поворот колеса.
Такая скрупулезность расчетов может показаться фантастической, учитывая обстоятельства. Ведь Холмс лежал на полу тюремной камеры, покрываясь холодной испариной от страха, что едва уловимый гнилостный запах водяного газа просочится сквозь маску из наволочки и аптечного угля. Если бы Креллин продержался еще несколько минут, мой друг мог бы считать себя покойником. Но я никогда не считал Шерлока Холмса обычным человеком. Уверен, он был единственным из смертных, кому под силу бегство из такого плена. После того как в церкви Гроба Господня снова прозвонил колокол, в дальнем конце камеры раздался глухой звук, хорошо различимый в нише, но неслышный в коридоре, за толстыми стенами и массивной дверью. В этот момент Холмс, и без того дышавший с чрезвычайной осторожностью, вовсе затаил дыхание, ожидая падения стула, которое могло оказаться более шумным. Но стул стоял на месте: рухнул лишь сидевший на нем надзиратель.
