откидывается на спинку своего кресла. К слову сказать, я сижу точно в таком же кресле – глубоком, как ванна, из весьма приятного наощупь материала. Глазам уже не так больно, как поначалу, и я могу разглядеть собеседника в деталях. Здоровенный мужик в белом спортивном трико и сандалиях на босу ногу. Не то лысый, не то бритый наголо. Очень напоминает мне фотографию Маяковского[6], когда тот вдруг обкорнался под ноль. Лицо – мощные скулы, брутальный подбородок, крупный горбатый нос, на котором нелепо и сиротливо пристроены очки не очки, пенсне не пенсне, а какая-то оправка, по-моему, даже без стекол, и глянцевая плешь – все ровного бронзового колера. «Опаленный адским пламенем…» Нет, эту гипотезу мы оставим на самый крайний случай.
– В точку, – объявляет он. – В яблочко, Вячеслав Иваныч! Мы действительно из вашего будущего. Означенное будущее отстоит от момента, когда вы не самыми праведными с позиции абстрактной нравственности путями проникли в архив, на шестьдесят семь лет, пять месяцев и двенадцать дней. Теперь между нами установилась полная ясность… хотя я вижу, что вы сами не верите собственной догадке.
– Ну, я же не идиот, – принимаю самую непринужденную из доступных мне поз. Закидываю ногу на ногу – так, что из-за собственного колена не вижу лица собеседника. – Во всяком случае, не полный. Это какой-то нелепый розыгрыш. Очевидно, вы из неких темных соображений оглушили меня, затащили в эту дурацкую клинику с дурацкими прожекторами, от которых я почти ослеп, и проводите на мне соразмерно дурацкий эксперимент. Так вот, чтобы вы знали. Я верю в пришельцев из будущего в той же мере, что и в пришельцев из космоса. То есть ни на грош. Все без исключений мои знакомые уфологи на поверку были шизофрениками. Следовательно, остается два предположения. Первое: вы из компетентных-таки органов и этим экзотическим способом пытаетесь раскрутить меня на чистосердечное покаяние. Знать бы только, что вы мне шьете, гражданин начальник… Второе: в архиве меня примяло стеллажом, или крысы заели до полусмерти, или потолок обрушился… или еще хрен знает что… и теперь я со съехавшей набок крышей угодил в дурдом, где вы на первом сеансе вправления мозгов изо всех сил пытаетесь не травмировать жалкие остатки моей психики, а все, что я вижу и чувствую, в реальности есть лишь плод моего воображения и параноидальные галлюцинации.
– Ну-ну, – бормочет он. – Третье и четвертое не упустили?
– Это как же?
– Есть еще вариант по Амброзу Бирсу… помните «Совиный ручей»?.. и вариант по Данте Алигьери[7]. Или они чересчур невыносимы для вашей тонкой натуры?
– То есть, вы хотите сказать, что я откинул коньки… нет, на апостола Петра вы не похожи!
– Ничто меня так не умиляет, как варварский жаргон, на котором вы изъясняетесь. Жуткая смесь блатной музыки и тусовочного арго. Поддерживать контакт подобными языковыми средствами способен лишь высококлассный специалист по вашей эпохе – вроде меня.
Владимир Владимирович Маяковский (1893–1930) – российский поэт-авангардист, безусловный талант, погубивший себя политизированными творческими компромиссами. Значительную часть его творчества составляла т. наз. «политическая публицистика» коммунистического толка. Покончил жизнь самоубийством.
Амброз Бирс (1842 – ок. 1914) – американский писатель, сатирик и фантаст, создатель знаменитого «Словаря Сатаны»; пропал в Мексике в годы гражданской войны. Развернутое действие рассказа «Случай на мосту через Совиный ручей» (1891) происходит в сознании казненного в краткий предсмертный миг. Данте Алигьери (1265–1321) – великий итальянский поэт, автор поэмы «Божественная комедия». Как известно, одна из частей поэмы носит название «Чистилище».
