может быть, жив, они вынули у него из кармана спички, зажгли одну и увидели засыпанный обломками кирпича и штукатурки пол, заваленную обломками лестницу и грозные, глубокие трещины на своде.
Траубе зажег еще одну спичку и наклонился над охранником, который продолжал лежать без движения. Бесформенная бетонная глыба раскрошила ему череп. Скрюченные пальцы сжимали черный автомат.
В углу кто-то застонал, это был третий узник, придавленный громадным чемоданом. Когда его освободили, он сел и, держась обеими руками за голову, жалобно заныл:
– Get me out… Get me out… [6]
– Чего он плетет? – спросил Шель.
– Хочет, чтобы его выпустили, – ответил Траубе. – Это американец Джонсон, он работал в бараке доктора Шурике уборщиком.
Продолжая осмотр, они обнаружили проход, ведущий в глубь подвала. Тяжелая железная дверь была сломана, на разбитом косяке болтался замок.
Они шагнули внутрь, озираясь с опаской и любопытством. Солидность двери внушала опасения. Но за дверью оказалось прекрасно оборудованное убежище. В углу стояли две кровати, над ними – небольшая книжная полка, в центре – стол и несколько кресел. Вдоль стен тянулись полки, заставленные консервами, банками и бутылками. Хозяева подвала ничего не забыли: в убежище были даже радиоприемник, большой бак с водой и примус.
Дальнейшие воспоминания вспыхивали в мозгу больного беспорядочными обрывками.
Снаружи не доносилось никаких признаков жизни, и узники пришли к заключению, что бомба полностью разрушила здание, а их сочли погибшими. Они понемногу успокоились. Американец пришел в себя и угрюмо вышагивал из угла в угол. Шель обследовал вентиляционную систему: свежий воздух поступал в подземелье по железной трубе в потолке. Для троих узников в мире, ограниченном толстыми стенами подвала, наступило своеобразное равновесие. Шла война, были бомбежки, гибли люди, и о них все забыли. Убедившись, что радиоприемник питается от аккумулятора, они с интересом слушали сводки военных действий, спали, коротали время в долгих беседах.
Траубе прекрасно помнил худого неунывающего Шеля. Поляк рассказывал о жизни в оккупированной Варшаве, о своих невзгодах и приключениях. Немцы схватили его при передаче боеприпасов защитникам гетто. Он прошел все круги гестаповского ада, пока в один прекрасный день не очутился, избитый и измученный, в товарном вагоне идущего на запад эшелона. Год, проведенный в концлагере Вольфсбрук, не сломил Шеля. Стойко перенося боль, голод и страдания, молодой поляк верил в свою счастливую звезду, верил, что военному кошмару скоро придет конец.
Пол Авел Джонсон принадлежал к совершенно иной категории людей. Этот худой, крутолобый, с длинным носом и подвижным ртом верзила был по натуре мрачным скептиком. Он участвовал в войне в качестве штурмана эскадрильи бомбардировщиков. В районе Ганновера он выпрыгнул из горящей «дакоты», раздобыл каким-то образом гражданскую одежду и начал одиночный марш на запад, пытаясь пробраться во Францию, однако был задержан патрулем немецкой
Выпустите меня… Выпустите меня…
