молчание. Старуха явно ждала, чтобы Шель ушел.
– Вы не могли бы рассказать мне, как это произошло? Я получил от Траубе письмо… Совсем недавно… Он ждал моего приезда…
Старуха еще раз окинула Шеля испытующим взглядом и проворчала:
– Тогда лучше войдем. Заходите. Я не могу здесь больше стоять, у меня молоко на плите осталось.
Шель молча прошел за ней на кухню, на редкость грязную и запущенную. Воздух там был пропитан противным запахом горелой капусты. На столе громоздились горы немытой посуды, над жирными пятнами и остатками пищи жужжали тучи мух, рядом с грязными тарелками валялись пустые консервные банки. Жирная рыжая кошка вылизывала стоявшие под раковиной кастрюли.
– Садитесь, – сказала старуха, подходя к газовой плите.
Шель осмотрелся. На всех стульях была разбросана одежда. Он поставил чемодан, снял с одного стула пару грязных башмаков и сел.
– Что вас интересует?
– Все. Видите ли, фрау…
– Гекль.
Он поклонился.
– Моя фамилия Шель. Старуха что-то буркнула в ответ.
– Я познакомился с Леоном Траубе еще во время войны. Мы были вместе в концлагере Вольфсбрук. После прихода союзников я вернулся в Польшу, а Леон остался здесь. Мы переписывались, он знал, что я должен приехать…
– Ах, вот что! – Фрау Гекль выпрямилась и, опустив глаза, сказала с деланной грустью: – Траубе повесился.
– Что-о?!
– То, что вы слышите, – повесился. На крюке от занавески. – Она сняла с плиты кастрюлю с молоком. – А знаете, в ту ночь я видела дурной сон, у меня выпадали зубы – это к несчастью! Сны никогда не врут. Утром, подметая площадку третьего этажа, я заметила, что дверь в комнату Траубе приоткрыта. Я постучалась, а когда никто не ответил, вошла и увидела его. Это было ужасно. Глаза выкатились, изо рта свесился фиолетовый язык. Боже мой! Я до конца своих дней не забуду эту картину! Потом пришла полиция… Вчера беднягу похоронили. На кладбище пришли два-три человека. Родных у него не было, мать умерла сразу же после войны.
Шелю показалось, что он смотрит фильм, снимая который оператор забыл навести на резкость. Смысл случившегося до него не доходил: Леон – и самоубийство? Как это понять? Вспомнились строки из письма Леона. Здесь, в этом доме, несомненно, разыгралась трагедия, а он, Шель, приехал слишком поздно…
– Я никак не ожидала, – продолжала старуха, видя, что гость молчит, – что такой тихий и воспитанный жилец может себе позволить подобное. Вы не можете представить, себе, как он меня опозорил и сколько мне все это стоило здоровья! Я вдова и едва свожу концы с концами, а такой случай может надолго повредить моей репутации. Я понимаю, он был болен и несчастен, но ведь не обязательно сразу вешаться, к тому же у меня в доме.
– Траубе был болен?
– Неужели вы не знали? Он уже три года болел туберкулезом. Бедняга мучился ужасно! – Она вытерла глаза краем передника. – Врачи не сулили ему ничего хорошего. Но все равно это не причина, чтобы кончать с собой. Он прожил у меня пятнадцать лет и должен был пощадить мое доброе имя.
